Утром, после намаза, хозяин все ж таки узнал о ночном происшествии и долго смеялся, запрокинув голову. Потом, утерев выступившие в уголках глаз слезы, покачал головой:
– Нет, Ибан, вряд ли кто-то подбросил мне ядовитого гада. Поверь, у меня такие могущественные враги, что вполне могут расправиться со мной иным, более верным, способом – ядом или кинжалом.
– И все же, хозяин, – не отставал Раничев. – Я бы на твоем месте не был так уж спокоен.
– На все воля Аллаха. – Зунияр-хаджи воздел руки к небу. – Давай-ка лучше займемся архивом, пока нет никаких более срочных дел.
Иван обрадованно кивнул – чувствовал, что объяснение вчерашнему случаю наверняка таится среди старых дел. Он и сам мог бы в них покопаться, только вот читал по-арабски плохо, хотя и говорил уже вполне сносно – так ведь для письма-то не было случая потренироваться.
– Кажется, кади сказал, что у него нет срочных дел, – вытаскивая с высокой полки свитки, вслух подумал Раничев. – И в самом деле – так. Не просто срочных, а вообще никаких, так, одна мелочь… Значит, нужно всерьез покопаться в архиве, тем более что старику это, кажется, нравится.
Зунияру-хаджи и в самом деле нравилось перебирать старые записи. Хоть судебный процесс по шариату и велся всегда устно, тем не менее кади всегда записывал кое-что для себя, создавая целую коллекцию прецедентов.
– Вот – это процесс над двумя прелюбодеями. – Кади любовно погладил рукой свиток. – Поначалу они все отрицали, даже показания четырех уважаемых в городе свидетелей, потом, после того как я поговорил с ними, задумались – все ж таки девушка была незамужней… Так что вместо побивания камнями им грозило по сто ударов палкой… Так и этого избежали! Прелюбодей, заплатив родителям девушки хороший калым, женился на ней, предварительно разведясь с одной из своих четырех жен, ты ведь знаешь, Ибан, Аллах запрещает обычным людям иметь более четырех супружниц. А с разведенной женой тот человек поступил достойно, как и велят заповеди Всевышнего, дал ей немало имущества, небольшой дом и будет теперь содержать до конца жизни. И все ради того, чтобы жениться на молодой девушке.
– Наверное, это любовь, – вспомнив Евдоксю, тяжело вздохнул Раничев.
– Наверное, – согласно кивнул Зунияр-хаджи и, вдруг улыбнувшись, продекламировал:
Опасайся плениться красавицей, друг!
Красота и любовь – два источника мук.
Ибо это прекрасное царство не вечно:
Поражает сердца – и уходит из рук.
Хайям – догадался Иван и тоже улыбнулся.
– А вот это дело – о винопитии. – Кади взял в руки следующий свиток. – Закончилось ничем – лишь покаяние да молитвы. Не было достаточно свидетелей, иначе б пьяницам никак не избежать палок.
– Видно, это все давнишние дела, – сдувая с бумаги пыль, предположил Раничев.
– Да, – согласился Зунияр-хаджи. – Этим делам уже лет по десять, а то и побольше. И все ж таки я люблю время от времени перебирать их, ибо во многих из них – мудрость…
– А последние дела тоже здесь есть? – поинтересовался Иван.
– Конечно. – Кади потер руки. – Вот хоть взять дело о погонщиках ослов. Да ты его и сам наверняка помнишь, правда, не целиком, дело-то тоже тянется издавна.
– Это где мошенники перекрашивали да продавали старых ишаков под видом молодых? – припомнил Раничев.
– Ну да, – кивнул Зунияр-хаджи. – И это очень непростое дело. Погонщики – молодые парни, – кроме мошенничества, подозревались во многом, но ничего не удалось доказать. Один из четырех свидетелей внезапно умер, второй сам оказался прелюбодеем, третий – вообще содомитом, а показания одного оставшегося свидетеля – не показания. Вообще-то я собирался всерьез заняться этим – там вообще-то были еще показания детей – несовершеннолетних – о всякой мерзости, но их показания признаются лишь в делах кровной мести, к тому же многие из детей не были правоверными, а ведь мошенничество – преступление против Аллаха, а показания неверных в таких случаях тоже никак не пойдут в суде… Жаль, жаль! – Кади заметно разволновался. – Эти погонщики заслуживают самого сурового наказания – несмотря на молодость, это уже отъявленные мерзавцы! Боюсь, они даже… Нет-нет, нельзя обвинять в этом людей, не имея веских доказательств.
– В чем, почтеннейший кади?
– В вероотступничестве и поклонении мерзким богам! – сжав губы, быстро ответил хаджи. – Эти погонщики, мне кажется, состояли в какой-то тайной секте, правда, играя там не самую главную роль… И я чувствую, эта секта живет и действует, и даже, наверное, процветает – ведь никто так и не был наказан.
Услышав про секту, Раничев насторожился. Он ведь тоже хотел разыскать здесь, в Тунисе, какую-то секту. И еще хорошо бы найти кузнеца, о котором говорил в Самарканде Кара-Исфаган…или – старый ювелир Махмуд Ак-Куяк? В общем, кто-то из них… Вот только как же звали того, о ком они упоминали? Припоминай, припоминай… Ведь помнил же! Ах, вот – Хасан! Хасан ад-Рушдия.
– Хасан ад-Рушдия? – переспросил Зунияр-хаджи. – Нет, не помню такого. А почему ты спрашиваешь? Это твой знакомый?
– Почти, – уклончиво ответил Раничев. – Мой господин, я очень хочу помочь тебе в этом трудном деле!
Кади улыбнулся:
– Признаюсь, я ждал этих слов от тебя, Ибан! Поверь, я неплохо разбираюсь в людях… И даже не предлагал тебе поскорее принять нашу веру. Спросишь – почему?
– Спрошу! – Иван посмотрел хозяину прямо в глаза.
– Потому, что ты не собираешься оставаться здесь навсегда, – усмехнулся Зунияр-хаджи. – И еще потому, что истинная вера – это великое благо, человек, иноверец, должен дорасти до этого понимания, быть может, даже с годами… Так считаю я, так считал и мой опальный друг, Ибн Хальдун, вынужденный бежать в Каир из-за преследований невежд, почему-то считающих себя ученейшими муфтиями. – Немного помолчав, кади вдруг вскинул глаза. – И как же ты сможешь помочь мне, Ибан?
– Ты говорил, в деле погонщиков ослов много свидетелей-иноверцев. Я найду их и переговорю с каждым… быть может, через них мы выйдем и на других, более достойных свидетелей, истинных правоверных. Ведь не тебе же, уважаемый хаджи, заниматься этим, посещая жилища гяуров и вертепы?
– Да, – закивал старик. – Признаюсь, это во многом меня останавливало. – И как же ты собираешься посещать вертепы? Ведь ты мой слуга!
– А кто это знает? – вопросом на вопрос ответил Иван. – Никто, кроме слуг в твоем доме. Так специально для них ты якобы отправишь меня куда-нибудь с поручением.
– Ты подозреваешь кого-то из слуг? – тут же насторожился кади. Все ж таки он отличался изрядной проницательностью.
– А они не могут случайно проговориться кому-нибудь? – Раничев усмехнулся. – Так пусть говорят… А я тем временем обойду все притоны в христианских фундуках и даже, быть может, найду контакт с евреями.
Зунияр-хаджи вдруг отрицательно покачал головой:
