Майк тоже отнеся к этому скептически.
— Ради смеха, мистер Старк. Допустим, существует второй экземпляр. Точь-в-точь как ваш, чистейший оригинал. Предположим, мы нашли его в общей куче и принесли вам для оценки. Сколько бы вы мне за него дали?
— Ничего, мистер Чэпмен. Ни цента.
Майк рассмеялся.
— Ну, я смог хотя бы вернуть свои двадцать баксов?
— Нет, не смогли бы. Ваша гипотетическая монета не стоила бы даже тех двадцати долларов, что отчеканены у нее на оборотной стороне. Она стала незаконна в тот самый день, как появилась на свет.
Майк скопировал положение пальцев Старка, все еще державшего «двойного орла». Только у него в руках оказалось пустое место.
— Ноль. Пшик. Ничто.
— Конечно, мы могли бы ее расплавить и получить стоимость входящего в нее золота, но не более того.
— Интересно, почему?
— Все очень просто, детектив. После того как деньги выходят с Монетного двора, они должны поступать в обращение. Эту процедуру осуществляет министерство финансов, и без нее любая монета — включая «двойного орла» — не имеет законного статуса. Только процесс обращения делает их настоящими деньгами. — Старк вздохнул. — Вся ценность этого экземпляра связана с его исторической значимостью и уникальностью.
— Не расскажете подробнее?
— Разумеется. Надеюсь, мне удастся очаровать своим рассказом мисс Купер и выманить кое-что из ее маленьких сокровищ, — ответил Старк, имея в виду наследство Куини. — Я бы с удовольствием посмотрел на все, что вы нашли в гардеробе этой дамы.
Он начал с Золотой лихорадки сороковых годов девятнадцатого века, которая поставила молодую американскую нацию в ряды богатейших государств мира.
— Для растущей экономики министерству финансов требовались деньги с большим номиналом, чем золотой доллар. В то время самая дорогая монета имела достоинство десять долларов. Поэтому в Конгресс представили законопроект о выпуске металлического денежного знака достоинством двадцать долларов, содержащего почти унцию чистого золота.
Старк вернулся к стеклянной этажерке и принес еще несколько экземпляров из своей коллекции.
— Большинство этих двадцатидолларовых монет поступило в обращение, — продолжал он. — Их чеканили почти ежегодно между 1850 и 1933 годами.
Он протянул мне более старый вариант «двойного орла».
— Он выглядит совсем не так элегантно, как ваш, — заметила я.
— Спасибо Тедди Рузвельту. Будучи президентом, он встретил человека, которого многие считают величайшим скульптором Америки.
— Кто это? — спросил Мерсер.
— Сен-Годен. Огюст Сен-Годен. Рузвельт как-то пожаловался ему, что американские деньги выглядят недостаточно изящно. Старина Тедди мечтал об античной стройности и изысканной чеканке. Он нашел подходящего человека для воплощения своего замысла. Новый золотой «двойной орел» стал символом мощи и процветания Америки и превратился в предмет вожделения с того момента, как появился в обращении.
— Но на монете всего одна птица, — перебил Майк. — Почему его называют «двойным орлом»?
— Потому что он имеет двойной номинал по сравнению с десятидолларовой монетой, которую условно называли «орлом».
— И кто остановил полет этого «орла»? — спросила я.
— Другой Рузвельт, мисс Купер. Франклин, кузен Тедди. К 1933 году, когда состоялась его инаугурация, страна погрузилась в Великую депрессию. Газеты продавали за два цента, а пачку сигарет — за четвертак. Единственное, что сохраняло ценность во время кризиса, — это само золото.
— В банках началась лихорадка, и люди стали скупать золотые монеты, — добавил Мерсер.
— Поэтому через два дня после присяги президент Рузвельт закрыл все банки, наложил запрет на экспорт любых драгоценных металлов и лишил Америку золотого стандарта. После 1933 года в Соединенных Штатах больше никогда не чеканили золотые монеты.
— Значит, экземпляр Фарука появился до принятия этого закона?
— В том-то все и дело, мистер Чэпмен. Министерство финансов запретило легализацию любых золотых монет. Но оно не запретило их производство.
— И «двойной орел» Фарука появился уже после того, как мы отказались от золотого обеспечения? — поинтересовалась я.
Старк кивнул.
— В конце концов, Монетный двор — это просто фабрика. Клише для монеты было уже сделано, золотые слитки приготовлены, и через месяц после принятия закона сто тысяч «двойных орлов» появились на свет. Только тут министерство финансов спохватилось и запретило Монетному двору вводить их в обращение.
— Выходит, золотые «двойные орлы» существовали…
— Да, мистер Чэпмен, — сказал Старк. — Но они стоили не больше, чем маленькие золотые медальоны.
Майк откинулся в кресле.
— Целая стая золотых птичек вылетела из гнезда. Как их вообще можно отследить и сосчитать?
— Есть множество разных способов и правил, которые существуют так же давно, как и сама эта страна, — ответил Старк. — Римляне пробировали свои монеты, и наши отцы отечества также позаботились о создании пробирной палаты. Образцы из каждого выпуска — всего несколько сотен штук — тщательно взвешиваются и подвергаются скрупулезным анализам в лабораториях, пока все остальное хранится в Монетном дворе.
— А что стало с сотней тысяч «двойных орлов»?
— В 1937 году из министерства наконец поступил приказ, подписанный самим президентом: пустить всю серию на переплавку. Правительство было уверено, что все до единой монеты уничтожены.
— Тогда как же наш «орел» вылетел из клетки? — спросил Майк.
— Боюсь, тут дело не обошлось без нашей компании, — пояснил Старк. — 1944 год. Мой отец уже десять лет успешно занимался бизнесом, когда на рынке появилась крупная частная коллекция, которую он купил для перепродажи на аукционе. Коллекция принадлежала полковнику Джеймсу Флэнагану.
Старк отпил глоток кофе.
— Отец поместил объявление во все газеты. В качестве последнего и самого дорогого лота будущего аукциона значился «исключительно редкий экземпляр — „двойной орел“ 1933 года». Он просто не мог поверить своей удаче.
— Мухи сразу слетелись на мед, — ввернул Майк.
— Естественно, объявлением заинтересовались самые крупные фигуры в области нумизматики, и один из них недолго думая позвонил в Монетный двор и попросту спросил, почему эта монета считается такой редкой. Он хотел узнать, сколько их было выпущено и какое количество поступило в обращение.
— И ответ был — ни одной?
— Вот именно. После этого в дело вмешались федералы. Монетный двор пригласил Секретную службу…
Я перебила Старка, переглянувшись с Майком и Мерсером.
— Конечно, я в курсе, что Секретная служба считается подотделом министерства финансов, но, хоть убейте, не знаю, почему. Мне всегда казалось, что она занимается только защитой президента.
