Внутренняя сторона двери так же светилась зеленым, превращая маленькую комнату в мрачную тюрьму. Томас закричал бы, заныл, пуская сопли и ревя как ребенок, если бы не боль. Она сверлила череп, а глаза будто плавали в кипящей лаве.
Затем пришла по-настоящему сильная боль — в сердце, от окончательной утраты Терезы. Томас просто не мог позволить себе плакать.
Он совершенно потерял счет времени, словно Создатели так и хотели, чтобы Томас в ожидании конца подумал о произошедшем. О том, как просьба Терезы доверять ей во что бы то ни стало обернулась очередным грязным трюком. Лишним доказательством двуличности.
Прошел час. Или два, а может, и три. Или всего тридцать минут. Кто знает…
Зашипело.
В слабом свете было видно, как отверстия в стене напротив испускают тонкие струйки дыма. Повернувшись и пробудив в голове боль, Томас оглядел другие стены. Из всех отверстий струился непонятный туман.
Шипение стояло как в разворошенном гадючьем гнезде.
Значит, это конец? После всех пройденных тестов, разгаданных тайн и сражений, наполненных мимолетным чувством надежды, Томаса убьют каким-то там ядовитым газом? Банально. И глупо. Он дрался с гриверами и шизами, пережил огнестрельное ранение и инфекцию. ПОРОК… Они спасли его, а теперь они же его и отравят?
Томас сел, вскрикнув от боли, и огляделся в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы…
Устал. Как же он устал.
Какое странное ощущение в груди. Газ.
Томас устал. Он искалечен. Лишен сил. Газ наполнял легкие, ему уже не помочь. Он… так… устал. Противно. В груди.
Сознание гасло. Томас почувствовал, как голова стукнулась об пол. Предали. А он… так… устал…
Глава пятьдесят третья
Томас не понял, жив или мертв.
Он ощущал себя как будто в полудреме: вроде и в сознании, но взираешь на мир словно сквозь дымку. И вот Томас скользнул в очередной сон-воспоминание.
Ему шестнадцать. Перед ним Тереза и какая-то незнакомая девушка.
И еще Эрис.
Эрис?
Все трое мрачно смотрят на Томаса. Тереза в слезах.
— Пора идти, — говорит Томас.
Эрис кивает.
— Сперва на Стерку, потом в Лабиринт.
Тереза молча смахивает слезы.
Томас пожимает руку Эрису, затем неизвестной девушке.
Тереза, не переставая всхлипывать, кидается ему на шею. Томас тоже плачет — от его слез волосы Терезы становятся мокрыми — и крепче прижимает ее к себе.
— Ну все, пора, идем, — торопит Эрис.
Томас смотрит на него в ответ и медлит: хочет насладиться последним мигом объятий с Терезой, последним мигом обладания памятью. Прежним юноша станет еще очень не скоро.
Тереза смотрит на Томаса снизу вверх.
— У нас все получится. Обязательно.
— Знаю, — говорит Томас. От тоски каждая частичка души наполняется болью.
Открыв дверь, Эрис жестом приглашает Томаса следовать за ним. Томас идет и напоследок оборачивается, смотрит на Терезу. Смотрит с надеждой.
— До завтра, — говорит он.
Говорит правду, и от этого чувствует боль.
Видение ушло, и Томас провалился в темнейшее забытье своей жизни.
Глава пятьдесят четвертая
Тьма, шепот.
Приходя в сознание, Томас слышал шепот: низкий, но резкий, словно наждачкой по барабанным перепонкам, — и ни единого слова не понял. Было очень темно, и он не сразу заметил, что глаза его открыты.
Щека упиралась во что-то твердое и холодное. Пол комнаты. Томас не шевельнулся, не сдвинулся ни на дюйм, с тех пор как газ его вырубил. Как ни странно, голова не болела. Напротив, Томас чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Эйфория разлилась по всему телу, голова закружилась. Или Томас просто обрадовался, что еще жив?
Он принял сидячее положение и огляделся: тщетно, в кромешной тьме не мелькнет даже слабый лучик света. Что же стало с зеленоватым сиянием от двери?
Тереза.
Восторга как не бывало, стоило вспомнить, что она сотворила. Хотя… Он ведь не умер. Если только загробная жизнь не начинается с дурацкой темной комнаты.
Подождав, пока разум окончательно проснется и заработает, Томас поднялся на ноги и принялся ощупывать стены: металлические, покрытые направленными вверх отверстиями. Еще стена, четвертая, гладкая как пластик. Томас никуда не перенесся, по-прежнему оставаясь в той же самой небольшой комнате.
— Эй! — забарабанил он в дверь. — Есть там кто-нибудь?
Мысли закружились в бешеном хороводе. Воспоминания-сны… Теперь их несколько, их много, сразу все не обдумаешь. И столько вопросов…
Разум постепенно сосредоточился на том, что первым вспомнилось во время Метаморфозы. Томас — часть ПОРОКа, часть проекта. Они с Терезой были близки, были лучшими друзьями. И проект считали благом. Благом для всех, для будущего.
Правда, теперь Томас видел его не в таком уж и радужном свете. В душе бушевали гнев и стыд. ПОРОКу нет оправдания. Что они делают?! Себя он считал взрослым, но остальные… остальные-то дети. Всего лишь дети! Томас сам себе стал противен. Он незаметно достиг переломного момента, и что-то в нем умерло.
И потом, Тереза… Как мог он питать к ней какие-то чувства?!
Что-то щелкнуло, зашипело, обрывая нить размышлений.
Дверь начала медленно открываться. За ней, в бледных лучах рассветного солнца, стояла Тереза. Заплаканная, она кинулась на шею Томасу, прижалась лицом.
