* * *
— Да, Говоров это, — подтвердил Толкаченко с видом почему-то возмущенным, как будто лежащий на полу человек его чем-то обидел.
Порфирий Петрович рассеянно кивнул.
— Но как вы сказали, их здесь было двое? Вы, кажется, заметили, что слышали два голоса?
— Точно так, два.
— Один голос, я понимаю, его? — Следователь ткнул незажженной папиросой на Говорова.
Дворник кивнул.
— А другой? Вы его как-то опознали?
— Тут странно все, — признался, помолчав, Толкаченко. — Поначалу я его не признал. А потом так и признал.
— Это как понимать? — грозно спросил Салытов.
— В смысле, видно, это он и был. Тот второй, когда по лестнице спускался. Он еще мне что-то сказал.
— Что же именно? — спросил Порфирий Петрович, разглядывая папиросу, будто видел ее впервые.
— Честь, говорит, имею. Да-да, так он и сказал: «Честь имею». — Судя по интонации, этот эпизод происшествия уязвлял Толкаченко больше всего.
— Вот как.
— И вот что мне странным показалось… Что голос был как бы тот самый, что и у второго. У сообщника, стало быть.
— Что значит «тот самый»? — нетерпеливо перебил Салытов, багровея лицом.
— Ну, что это он сам и был.
Казалось, еще секунда, и поручик отвесит дворнику оплеуху.
— То есть вы полагаете, — поспешил вмешаться Порфирий Петрович, — что голос прохожего на лестнице принадлежал тому самому человеку, которого вы слышали в квартире у Говорова?
— Так и есть, — сбивчиво ответил Толкаченко.
— Но это невозможно! — всплеснул руками Салытов.
— Так точно! — готовно кивнул дворник с растерянной улыбкой.
— Что ж, Илья Петрович, — сказал следователь, прикуривая. — Получается, перед нами очередная загадка. — С этими словами он выпустил клуб дыма. — Вопрос в том, — он глубоко затянулся, — что это за человек находился в квартире у Говорова? — Еще затяжка. — И что еще более озадачивает, как он мог одновременно находиться взаперти и вместе с тем преспокойно спускаться по лестнице?
Порфирий Петрович, с каким-то недоумением взглянув на недокуренную папиросу, передал ее дворнику, а сам все с тем же растерянным видом закурил другую.
— Н-да, вот уж действительно загадка, — снова затягиваясь, произнес он. — Хотя, думаю, совладаем постепенно и с ней. Ты как считаешь, Илья Петрович? — Салытов не ответил, сосредоточенно о чем-то размышляя. — Логика. Нужно применить логику. Холодную, бесстрастную. Не идти на поводу у своего темперамента. Не давать волю эмоциям. Раздражением своим задачу не решишь.
— Но это и вправду невозможно! — пробурчал Салытов.
— Почему. По большому счету возможно бывает все, — спокойно возразил Порфирий Петрович. — Возьмем это за первый неопровержимый довод. Это произошло, а следовательно, это возможно. Имеющий место факт уже сам по себе предопределяет достоверность происходящего. — Салытов нетерпеливо тряхнул головой. — Ты вдумайся, Илья Петрович.
— А ты уже сам до чего-то додумался?
— Ко мне само пришло логическое умозаключение.
— Это какое же? Как оно могло прийти… из этого!
— Быть может, у меня в сравнении тобой есть некоторая фора. Ведь я уже раз встречал этого господина.
— Ты говорил. У процентщика. Ну и что с того?
— Он меня действительно впечатлил цитированием из гоголевского «Ревизора». Он же когда-то был актером, этот Говоров. Очень так, знаешь, натурально. Прямо-таки полностью отождествлялся со своим персонажем.
Вид у Салытова был откровенно растерянным.
— Ну и что?
Порфирий Петрович искал, куда бы девать окурок.
— Не все сразу, Илья Петрович. Не все сразу.
Глава 20 СВИДЕТЕЛЬ С ТОГО СВЕТА
Порфирий Петрович смотрел из окон прокурорского кабинета на улицу Гороховую. Курить хотелось — сил нет. Поэтому, чтобы как-то отвлечься, он озирал сейчас цепочку фонарей в тумане пасмурного утра. Сзади слышался шелест бумажных листов и прокурорские вздохи.
Прокурор Липутин как раз закончил ознакомление со следовательским отчетом и закрывал сейчас папку с делом. Оно, наряду с прочим, включало также показания Толкаченко и Якова Никитича, а плюс к тому официальный запрос самого следователя на медицинскую экспертизу тела, идентифицированного как Константин Кириллович Говоров.
Лицо у Липутина было откровенно кислым.
— Ну так что, Порфирий Петрович, вы в самом деле полагаете, что все это составляет достаточные основания для процедуры вскрытия?
— Именно так, ваше превосходительство. Иначе я бы не стал вас беспокоить по этому вопросу.
Липутин поморщил нос.
— Скончался человек скоропостижно, в запертом помещении. У себя в отчете вы сами же утверждаете, что нет никакого свидетельства насилия. Ни крови, ни ранений, ни даже синяков. Кожные покровы не повреждены.
— Я констатировал, что не было внешних следов насилия. Между тем дворник заявил, что слышал шум борьбы.
— Нет, нет и нет! Мы не вправе брать за основу дела чьи-то там показания о якобы шуме, да еще через закрытую дверь. Не говоря уже о том, что это вообще логически не вполне объяснимо.
— Почему же. Объяснимо, — заметил Порфирий Петрович. — Если предположить, что Говоров боролся не с человеком, а, скажем, с воздействием химикалий. — Липутин недостаток уверенности скрыл за раздражением, а потому нетерпеливо покачал головой. — Я подозреваю отравление, ваше превосходительство. Как и в случае с…
— Вы ведь не будете мне опять напоминать об отравлении того дворника, — сердито воскликнул прокурор. — То дело, насколько нам обоим известно, закрыто.
— Если даже о нем не упоминать, то существует еще и связь покойного с пропавшим актером, Ратазяевым. Вскрытие могло бы определить…
— Да что вы мне все о вскрытии! Вот в самом деле, заладили. Он что, ваш Говоров, не мог от естественных причин скончаться?
— Мог, вполне. Только странное получается совпадение, учитывая обстоятельства.
— Какие еще обстоятельства?
Судя по мелькнувшей в глазах растерянности, прокурор уже пожалел, что задал этот вопрос.
— Как вы изволили прочесть в отчете, дворник слышал, как в здание заходят двое.
— Ну, говорить можно всякое. Он мог попросту ошибиться. Что же до его россказней о двух голосах в квартире, то это опровергаются элементарной логикой.
— Согласен. Учитывая то, что окна были заперты изнутри, а Толкаченко находился у дверей безотлучно, присутствие в говоровской квартире второго человека логически не объяснимо.
