— Собираешься на пляж? Думаешь, мексиканским девушкам нравятся толстопузые парни?
— Заткнись, кому говорят! Хрен с ней, с Делани. Займемся физиком.
Я догадалась, что Атли имеет в виду Адама.
Tea положила головку мне на грудь и сомкнула веки.
— Ладно, пойдем, — сказала Лопес.
Волна облегчения окатила меня теплом. Я перевела дух. Теперь оставалось только дождаться, когда они исчезнут.
И в этот момент зазвонил сотовый.
— Это у тебя? — хором воскликнули Атли и Лопес.
Телефон был у меня. В заднем кармане шорт. Доставать его, выключать не имело смысла: тайное стало явным.
Я рванулась к вентиляционному окну, моля Бога, чтобы пол подо мной не рухнул. Проснувшаяся Tea заплакала. Дверка распахнулась.
— Здесь! — торжествующе крикнул Атли.
Я прибавила ходу.
— Подвинься, Уин. Пусти меня!
— Не мешай!
Я оглянулась. Лопес и Атли боролись за право первыми войти в помещение. Телефон не умолкал. Tea продолжала реветь. Я схватила девочку под мышку и понеслась к окну.
Позади громко застучали шаги. Бандиты торопились свершить свое грязное дело.
Я достигла окна, присела, выбила ногой решетку, которая со звоном упала на крышу, и выглянула в окно — черепичная крыша кое-где поросла мхом. Я поняла, что нынешний вечер мне не пережить, ибо если меня не убьют Артли и Лопес, то это сделают Ники и Карл.
Я пролезла в окно и двинулась к краю крыши, мысленно уговаривая себя на гибельный прыжок. Остановившись у края, осторожно глянула вниз. От крыши шел контрфорс — толстая опора из необожженного кирпича. Наклонная поверхность контрфорса напоминала скат горки на детской площадке. Скат был очень крутой, но все же давал шанс уцелеть. Я села на край крыши и спустила ноги.
— Ну, малышка, держись, — сказала я, крепко обняв Tea.
Я поставила ступни на контрфорс, оттолкнулась и заскользила вниз. Ступни подскакивали и неприятно шуршали, нагревались, комкалась блузка, шорты, а штукатурка царапала мне открытые участки кожи.
Ухоженный газон приближался, приближался слишком быстро.
Я ударилась о траву, сгруппировавшись, как заправская экстремалка, и покатилась, стараясь обезопасить Tea. Потом я с трудом поднялась на ноги. Мы оказались в садике, окруженном высокими стенами. Tea горько плакала.
Сверху раздался крик Лопес. Я, быстро оглядевшись, увидела открытую дверь и устремилась к ней. За дверью была ризница. Я услышала, как Лопес шлепнулась на землю, и пересекла ризницу бегом. В итоге я очутилась около алтаря. Здесь меня настигла испанская брань — это Лопес шла по моим следам. Трусоватый Атли, надо полагать, топал вниз по лестнице колокольни, чтобы поймать меня у выхода из церкви. Я быстро прошла между рядами скамеек и крадучись вышла через боковую дверь.
Кладбище. Я побежала между старыми надгробиями. Вскоре показались ворота, увенчанные черепом и скрещенными костями. Tea пронзительно завизжала. Я выскочила из ворот и помчалась по направлению к улице.
Обогнув лестницу у главного входа в церковь, я припустила к приходской конторе, у которой толпился народ. Мельком я увидела грузную фигуру в черном. Это был Атли.
Я истошно закричала, призывая на помощь. Визг Tea, звон телефона и мой вопль привлекли внимание людей. Атли сперва замедлил шаг, а потом и вовсе направился в другую сторону. Бандиты даровали мне жизнь, чтобы отнять ее у Адама.
До дома нас с Tea подвезли полицейские. Я с трудом вытащила детскую коляску из патрульной машины, a Tea помахала копам ручкой. С противоположной стороны улицы сквозь щель в жалюзи за нами наблюдала Хелен Поттс.
Я постучалась к Хелен. Она вышла, придерживая шерстяную кофту.
— Вы не смогли бы присмотреть за Tea до возвращения Карла и Никки? Оставаться со мной ей небезопасно.
Хелен не возражала. Она протянула руки:
— Конечно. Иди сюда, моя сладенькая.
Я зашагала по подъездной дорожке. Хелен окликнула меня:
— Эван, это как-то связано с машиной золотистого цвета, которая стояла на улице?
Я похолодела.
— Сейчас ее нет, но она целую неделю то приезжала, то уезжала. За рулем сидел мужчина. По-моему, он следит за тобой.
Я почувствовала озноб.
— Запри двери на замок, Хелен.
Это, по всей видимости, был Брэнд.
Телефон Адама был все время занят. Ошалев от беспокойства, я поехала к Сандовалю домой.
Грузовичок стоял на подъездной дорожке. Ветровое стекло отражало солнце. Листву деревца, росшего у входа в дом, шевелил легкий ветерок. Я постучалась, но никто не ответил. За дверью звучали голоса.
Я постучала еще раз.
— Адам?
Заглянув в окно, я увидела в гостиной работающий телевизор. Мне показалось, что включен спортивный канал. Толкнув дверь — она оказалась незапертой, — я вошла в дом.
— Это Эван. Ты здесь?
Я прошла в гостиную.
— Адам, с тобой все в порядке?
Можете внести этот вопрос в список Десяти Самых Глупых, которые я когда-либо задавала. Адам сидел на скамеечке перед телевизором и смотрел видеозапись: два спортивных комментатора беседовали на фоне плавательного бассейна.
Рядом со скамеечкой находился картонный ящик, внутри — среди прочих вещей — видеокассеты и компакт-диски. Наклейка на ящике — «Исаак».
Адам покачал головой:
— Ты приехала в качестве эмиссара Джесси? Прости, я не могу с ним разговаривать.
Эти слова задели меня за живое. Меня, уехавшую отсюда на всех парах двадцать четыре часа назад.
— Я приехала, чтобы предупредить. Шантажисты затевают против тебя какую-то гадость.
Он оторвал взгляд от телевизора.
— Это Джесси велел сказать?
— Нет. Они охотятся за нами, Адам. За мной и тобой. Они используют нас в качестве средства давления на Джесси.
— Давления на него? В каком смысле?
— Пусть он сам скажет тебе.
Сумрачный взгляд Адама слегка посветлел.
— Ты все-таки его эмиссар.
На экране телевизора появились графики: «Мужчины», «Эстафета 4 по 100, вольный стиль». Техас, Стэнфорд, Оберн, Калифорнийский университет (Санта-Барбара). Это были соревнования в рамках Национальной спортивной студенческой ассоциации США. Камера сопровождала выход спортивных командна площадку. Молодые люди были полны решимости победить. Зрители, собравшиеся на открытых трибунах, вели себя шумно: кричали «ура», размахивали флагами и топали ногами.
Адам уставился на экран.
