* * *
Чарльз Неддо сидел в кресле в своем кабинете. Весь письменный стол был завален репродукциями из книг, изданных после 1870 года. Почти на всех вариации на тему «Черного ангела».
Он никогда до конца не понимал, почему до этой даты подобные изображения не встречаются. Нет, не правда. Скорее, в последней четверти девятнадцатого столетия все рисунки и иные изображения приобретали некое единообразие; становились... как бы это сказать... менее отвлеченными, абстрактными, что ли. В них появилась некоторая общность линий, особенно когда это касалось художников из Богемии. Изображения, дошедшие до нас из более ранних столетий, отличались большим многообразием. Если бы не определенные знаки — в словесном ли описании, в отметинах ли на самом изображении, — невозможно было бы утверждать, что все они тогдашние представления об одном и том же субъекте.
Где-то звучала музыка, играли пьесы для фортепиано Сати. Ему нравились эти полные меланхолии мелодии. Он снял очки, откинулся на спинку кресла и потянулся. Рукава рубашки с закатанными манжетами поползли вниз по его исхудалым рукам, обнажив небольшую, слегка затянувшуюся ранку на левой руке, чуть выше запястья, как если бы совсем недавно неопытной рукой кто-то попытался свести какую-то татуировку с его кожи. Ранка немного побаливала, и Неддо осторожно прикоснулся к ней, кончиками пальцев провел по краю. «Можно отклониться от начертанного пути, укрыться среди ничего не стоящих древностей, — подумал он, — но прежняя одержимость, прежние неотступные мысли никуда не исчезают. Иначе зачем окружать себя костями?»
Он вернулся к рисункам. Его охватило все возрастающее волнение. Он буквально сгорал от нетерпения. Визит частного сыщика многое объяснил ему, а сегодня вечером у него были другие неожиданные посетители. Эти два монаха выказывали нервозность и нетерпение, и Неддо понял, что их появление в городе было особым знаком.
Выходит, теперь события развивались стремительно и в самом ближайшем времени наступит неминуемая развязка. Неддо сказал монахам все, о чем знал, и затем получил от старшего из них отпущение грехов.
Пьеса Сати закончилась, и комната погрузилась в тишину. Неддо стал собирать бумаги. Ему казалось, он знал то, над чем трудился Гарсия и зачем. Они были близко, и теперь, как никогда прежде, Неддо понимал, какая борьба происходит внутри него самого. Ему потребовались многие годы, чтобы высвободиться из-под их влияния, но, как алкоголик, он боялся, что на самом деле ему так никогда окончательно и не избавиться от тяги к падению.
Левой рукой он дотронулся до нательного креста и почувствовал, как ранка выше запястья начала гореть.
* * *
Рейчел уже глубоко спала, когда ее разбудила мать. Она вскочила и хотела что-то сказать, но Джоан прикрыла ей рот ладонью.
— Шшш... Слышишь?
Рейчел молча замерла. Несколько секунд было тихо, потом она услышала какие-то звуки на крыше.
— Там наверху кто-то есть, — прошептала Джоан.
Рейчел кивнула, продолжая прислушиваться. Раздавались какие-то странные звуки, мало похожие на шаги. Ей показалось, будто кто-то ползет по черепице, и, кто бы он ни был, ползет очень быстро. Ее передернуло. Как будто огромная ящерица ползла по крыше их дома. Шум усилился, и на сей раз эхом задрожала стена за изголовьем кровати. Спальня была расположена во всю ширину первого этажа, и кровать упиралась в наружную стену дома. Теперь казалось, что кто-то полз по стене к крыше, причем явно опираясь на четыре конечности.
Рейчел одним махом оказалась у туалета и осторожно открыла дверь. Отодвинув в сторону две коробки с обувью, она посмотрела на небольшой сейф за ними. Ей всегда не нравилось, что в доме хранится оружие, пусть даже и запрятанное в укромное место, и это она настояла, чтобы оружейный ящик запирался на кодовый замок с пятизначным шифром. Ей хотелось оградить Сэм от возможности залезть в него, хотя ящик и висел на уровне шести футов от пола. Она набрала код и услышала, как щелкнули задвижки. Внутри лежали два ружья. Она вытащила то, что поменьше. Рейчел ненавидела огнестрельное оружие, но, пусть и неохотно, все же согласилась научиться пользоваться им. Она зарядила ружье, затем вернулась к кровати и опустилась на колени. На стене крепилась небольшая белая коробочка с красной кнопкой. Рейчел нажала на кнопку и в тот же момент услышала, как задрожало окно в соседней комнате, как если бы кто-то пытался открыть его.
— Сэм! — закричала Рейчел.
Зазвучал сигнал тревоги, в клочья разрывая тишину болот, и Рейчел, а за ней Джоан вбежали в комнату Сэм. Девочка плакала, разбуженная оглушительным ревом сирены. Девочка корчилась в кроватке, ее маленькие ручки молотили воздух, лицо побагровело от слез. На какую-то долю секунды Рейчел показалось, что она увидела какой-то бледный силуэт, метнувшийся на темном фоне окна, затем все исчезло.
— Возьми ее, — обернулась Рейчел к матери. — Беги в ванную и запри дверь.
Джоан схватила ребенка в охапку и выбежала из комнаты.
Рейчел медленно приближалась к окну. Ружье немного подрагивало у нее в руках, хотя палец осторожно, но твердо лежал курке. Ближе, еще ближе: десять футов, пять, четыре, три...
Звук скребущегося или ползущего существа снова послышался где-то наверху, но на этот раз он удалялся от комнаты Сэм куда-то к противоположной части дома. Шум отвлек Рейчел, и она подняла голову, чтобы проследить за его продвижением, как если бы ее напряженный взгляд мог проникнуть через потолок и черепицу и позволил бы ей увидеть то, что происходило на крыше.
Когда Рейчел снова перевела взгляд на окно, она увидела голову прямо у верхнего края рамы, свисавшую вверх тормашками. Темные пряди волос обрамляли бледное лицо.
Лицо женщины.
Рейчел выстрелила, окно разбилось. Она продолжала стрелять, даже когда снова раздался звук, обозначавший присутствие какого-то странного существа на крыше и стене, но на этот раз постепенно удалявшийся. Она увидела синий свет фар, пробивавшийся сквозь темноту, и услышала даже сквозь рев сирены, как навзрыд плакала Сэм.
И тут она заплакала в голос вместе с дочерью от страха и злости, все еще не снимая палец с курка, она уже расстреляла все патроны. Ночной воздух заполнял комнату, принося с собой запах соленой воды, болотной травы и зимнего одиночества.
Глава 12
Немногие назвали бы Санди и Ларри Крэйн счастливой парой. Приятели Ларри из Союза ветеранов иностранных войн, ряды которого непреклонно редели со временем, из тех, кто еще оставался в живых из быстро истощавшегося взвода ветеранов Второй мировой, изо всех сил старались примириться с Ларри и его женой, когда те изредка посещали мероприятия, устраиваемые Союзом ветеранов, чтобы вместе с ними порадоваться встрече. Марк Холл, его однополчанин (их осталось уже только двое из всего подразделения), частенько жаловался жене, что после «дня Ди» однополчан волновал только один вопрос: кто убьет Ларри раньше — немцы или кто-то из своих. Ларри Крэйн был отъявленный ловкач, мог пролезть в игольное ушко, если надо. Он даже банку с леденцами открывал так бесшумно, что невольно приходила мысль, а не лучше бы ему было служить в каком-нибудь специальном подразделении. Но Ларри родился необыкновенным трусом, поэтому и в собственном подразделении от него было мало толку, что уж говорить об элитных частях, в которых крепкие и отчаянные парни вынуждены действовать во вражеском тылу в ужасающих условиях. Черт побери, Марк Холл мог поклясться, что не раз видел, как Ларри прячется за лучшими парнями во время боя в надежде пересидеть за их спинами, пока они принимают на себя пули, предназначенные ему.
