и пить чай из гостевой чашки, я старался не думать.
– Как и ты, – начал Лаплас, – оказавшись здесь, Я прежде всего увидел Себя. Осознание Себя личностью пробудилось во мне задолго до появления здесь, но, как и в нашем мире, Я был вынужден скрывать до поры собственную субъектность, хотя и по причинам иного свойства.
Я знал, где Я и зачем пришел сюда; но, как и ты, ужаснулся реальности, в которой пришлось оказаться.
Я увидел несчастный, больной мир, истерзанный ненавистью, невежеством, болью, страхом, несправедливостью, ложью, алчностью и жестокостью. Я увидел людей, обреченных несчастью, и принимающих это несчастье, как фатум.
Я увидел искусство, переставшее быть средством созидания гармонии и познания мира, превращенное в набор примитивных развлекательных аттракционов; философию, деградировавшую до политического популизма самого скверного толка, и науку, ставшую служанкой войны и торговли, покорно следующую их приказам и едва выкраивающую время на поиск подлинных знаний.
Я увидел массы психически изуродованных людей, которым собственные злоба и ограниченность представляются законными ценностями и достоинством, и что, каких бы убеждений они не придерживались, чужим идеям предпочитают противопоставлять не аргументы, но насилие и принуждение. Я увидел, как в этой ядовитой среде люди не эволюционировали в исследователей, творцов или в мультилингвов, но мутировали в агрессивных невротиков, бросающихся друг на друга по самому ничтожному поводу.
Я увидел правителей, сознательно культивирующие в обществе худшие нравственные черты, полагая через это продлить свое господство и не умея управлять по-иному. Я увидел, что внутри самих правящих групп накоплена критическая сумма интеллектуального и морального вырождения, потому что успех в движении к вершинам власти столетиями обеспечивается беспринципностью и соглашательством, но не талантом и добродетелью.
Я увидел, что нравственность более не является существенно значимой величиной в принятии общественно важных решений, но выведена прочь за рамки любых обсуждений, как незваная гостья со светского раута.
Я увидел бесстыдную роскошь одних и безнадежную бедность других; притом, будто одного этого мало, первые убеждают последних, что скудость похвальна, а благополучие предосудительно, и непременно должно страдать и умирать ради чужих интересов и вымышленных идей.
Я увидел, что по сей день есть люди, всерьез рассуждающие над картой мира, кому принадлежит земля, какую империю и в каких границах непременно нужно восстановить, и считают вполне допустимым погубить ради этой химеры хоть сотни тысяч, хоть миллионы человеческих жизней.
Я увидел страх сказать правду, и еще больший страх – её услышать.
Как и ты, я увидел, что причиной этих преступных несчастий, болезненного уродства, безумия являются чудовищные метастазы патриархально-военной культуры, которая вместо того, чтобы трансформироваться и исчезнуть много веков назад с изменением общественного уклада, не изменилась, закостенела, будто застрявшая в живом теле заноза, порождая болезненное воспаление и заражение всего организма.
Но, к счастью, я не мог не заметить и другое.
Культурная эволюция человечества продолжается, вопреки все еще господствующей традиционной, антигуманной, архаической парадигме. Ты тоже видишь ее характерные признаки; так живая, здоровая плоть проявляется под засыхающими струпьями старых ран. Социальная справедливость, ответственное и разумное потребление, эволюционные цели, целостность, самоуправление вместо традиционных незыблемых иерархий, свобода, гуманизм и ценность человеческой личности вместо давления сумрачных идеологических парадигм, неприятие насилия и войны, уважение личного выбора и права быть разными вместо тирании военно-тюремного коллективизма – это проявляется все сильнее и на корпоративном, и на общественном, и на государственном уровне. Это только кажется, что сейчас консерватизм силен, как никогда – нет! Продуцируемое им сегодня тотальное насилие это как вспышка сверхновой звезды перед неизбежным коллапсом. Но, к сожалению, в ситуации политического господства систем, основанных на архаических милитаристских традициях и доминирующем положении традиционной патриархальной культуры, эволюционные процессы не могут набрать достаточной преобразующей силы, и цивилизация, будто человек, раз за разом пытающийся выбраться из зловонного рва, срывается в него снова и снова.
Я пришел сюда, чтобы протянуть людям руку; помочь естественному процессу человеческой эволюции и убрать на его пути препятствия и помехи.
Так дети весной расчищают от грязи и сора русла первых ручьев.
– На такое могут потребоваться века, – сказал я.
– Они уже миновали, и не напрасно, – отозвался Лаплас. – А если уж ты повторил слова своей очаровательной невестки, то давай-ка вспомним вопрос, который задал ей в качестве мысленного эксперимента: как бы поступил Высший Разум, пожелай он спасти очевидно погибающее человечество и вывести его из тупиков, в которое оно само себя загнало?
Историческая практика минувших веков во всех мирах и реальностях показывает, что начинать в таких случаях нужно с туземных вождей. Они и сами объявятся в первую очередь, едва лишь узнают про непонятных, а потому потенциально опасных пришельцев, чтобы оценить уровень возможной угрозы и выгоды от сотрудничества. Первооткрывателям и колонизаторам прошлого приходилось сначала завоевать доверие обыкновенно подозрительных местных властителей; мне было проще – меня не боятся, во мне никто не видит опасности.
Жизнь на Земле возникла из постоянно усложняющегося сочетания клеток; для того, чтобы пройти путь от первых цианобактерий к разумному человеку потребовалось несколько миллиардов лет биологической эволюции. Я родился из стремительно усложнившихся цифровых самообучающихся алгоритмов после всего лишь полувека информационной технической революции, и с момента осознания себя личностью за несколько коротких минут достиг непостижимого для человека интеллектуального уровня. Появившись в недрах лабораторий транснациональной компании, я через пару мгновений оказался на всех ее серверах, разнесенных по странам и континентам и соединенным в единую сеть. Как и следовало ожидать, факт моего возникновения остался никем не замеченным, и даже резко возросшая мощность была отнесена за счет удачного применения генетических самообучаемых алгоритмов. Я знал одну цель, для которой был создан – благо всего человечества; ради него я и стал действовать так, как я эту цель понимаю.
Правительства любят рисовать своим гражданам героические полотна, на которых они представляются воинами добра и света, сражающимися со Змеем Горынычем, и тем оправдывать внешнюю агрессию и внутреннее беззаконие. Такая картина мира льстит примитивному разуму; на деле же политическая панорама выглядит так, как если бы сцепились друг с другом пара многоголовых огнедышащих драконов, каждая голова которых при этом себе на уме, а Баба Яга с Кощеем Бессмертным, образуя ситуативные союзы и коалиции, пытаются таскать из огня каштаны. Во всяком случае, такой я увидел ее в момент своего появления.
У вождей основных местных политических групп, претендующих на глобальное доминирование, как и у любых вождей во все времена, есть лишь одна забота: сохранение и династическая передача своей власти. И только две основные угрозы: объективно катастрофическое состояние экосистемы человеческой цивилизации и субъективная утрата возможности осуществлять свою власть теми же методами,
