лишь взятки.
— Спасибо за преамбулу, — отреагировал Баздырев. — Я все это читал в газете. Лет этак пятнадцать назад. Вы подозреваете кого-нибудь конкретно?
— Видите ли, он был… — Лупандер осекся, вздохнул. — Да… был президентом компании, я — вице-президентом… У нас так произошло разделение: он был стратегом, я — практиком. Он разрабатывал идеи, намечал перспективы, я их воплощал. Но, скажу, не всеми, отнюдь не всеми своими задумками и планами он делился со мной. А если что задумал, то шел напролом, как… асфальтоукладчик.
— Он баллотировался в Московскую городскую думу? — спросил Баздырев.
— Бабло-тировался… — съехидничал Ребров.
Лупандер пропустил реплику мимо ушей:
— Да, и у него были достаточно прочные позиции в достаточно крепкой партии, от которой он баллотировался. Как он мог так подставиться? Ума не приложу…
— Между нами, мужиками, бывали у него, там, культпоходы с девочками в сауну? — спросил Баздырев.
— По молодости было. А сейчас на работе так навкалываешься, что к вечеру еле ноги волочешь. Что я могу еще сказать? У каждого из нас двойная жизнь.
Куроедов поинтересовался:
— Кто наследует акции в случае смерти одного из компаньонов?
— Ближайшие родственники. Жена, то есть уже вдова. — Лупандер снова порывисто вздохнул, получилось почти как зевнул. — Алла и дочь.
— Понятно. Ну что ж, спасибо. Если что-нибудь вспомните, звоните. Вот моя визитка. — Баздырев протянул карточку. — Да, и фотографии оставьте пока у нас.
Лупандер кивнул, прощаясь, сердечно пожал всем руки, и ушел.
Куроедов проводил его взглядом:
— Ну что, едем в гостиницу. У нас по плану — следственный эксперимент.
— Галушка там уже? — спросил Баздырев.
— А где еще? — Куроедов сделал гримасу. — Дом родной…
Мертвецов, вам что было сказано?
Спрячь за высоким забором девчонку. Определись, что дороже обойдется в случае ее бесследного исчезновения: твоя репутация или забор.
Автор
Ребров прихватил портативную видеокамеру, Куроедов и Баздырев — свои рабочие папки.
Петрович, как всегда, ждал в автомобиле.
— Куда? — равнодушно спросил он.
Куроедов скучно ответил:
— В гостиницу, будем реконструировать роковую ночь несостоявшейся любви.
Петрович ожил:
— Меня в статисты возьмите. Хоть поваляюсь на кровати в люксе. А то тут ни согнуться, ни разогнуться.
— Не вопрос, возьмем, — отозвался Куроедов. — Только придется и виагру принимать.
— А что ж я потом буду делать? — хмыкнул Петрович.
— Мы тебе Галушку оставим, для чистоты эксперимента, — ввернул Ребров.
— Какая уж тут чистота — с прошмандовкой? — Петрович раздавил окурок в пепельнице. — Не знаю, но по мне — даже дотронуться до проститутки противно.
— Убедил, Петрович, виагра отменяется, — постановил Куроедов. — Нальем вместо нее сто грамм.
— Какие сто грамм, я за рулем! — сердито отреагировал Петрович.
415‐й номер был опечатан: белая полоска бумаги с печатью, как наклеенный пластырь на ране. Куроедов сорвал ее, достал из кармана ключ с набалдашником, открыл дверь. Вошли, как были, вчетвером, Баздырев и Куроедов уселись в кресла, Реброву достался стул, а Петрович, сняв ботинки, с видимым удовольствием плюхнулся на кровать.
— Раздеваться не надо? — спросил он сурово.
— Не надо, — так же строго ответил Куроедов. — А то Галушка увидит тебя в постели и по привычке все поскидывает с себя.
Ребров, кивнув на камеру, заметил:
— Вот это будет кино!
Баздырев глянул на часы:
— Ну, и где она бродит?
Куроедов достал мобильный телефон, тоже сверил по нему время:
— Я ей сказал, чтобы в три часа была как штык.
— Может, сейчас у нее там другой штык расслабляется? — заметил Баздырев.
Куроедов открыл блокнот, набрал номер, но услышал лишь длинные гудки.
— Вот мерзавка, не берет трубку.
— Любую работу надо доводить до конца, — умозаключил Ребров.
— Мы сейчас этого «конца» за срыв работы следствия… — сурово отреагировал Куроедов.
— Задокументируем! — подсказал Ребров.
— Где эти все эдики, «мамки вальки»? — теряя терпение, прорычал Баздырев.
Ребров, сверившись с записью в блокноте, набрал телефонный номер:
— Мертвецов, вы где, черт побери, вам что было сказано? А-а, здесь уже…
Ребров встал, распахнул настежь дверь. В коридоре покорно стояли Эдик и «мамка».
— Где Галушка? — тяжелым басом вопросил Баздырев.
Эдик и Валька испуганно пожали плечами.
— Не знаю! С утра здесь была, — торопливо сообщила Валька.
— И телефон не отвечает, — добавил Эдик.
— Она у клиента? — продолжал долбить вопросами Баздырев.
— Нет-нет, что вы… Все это уже нам строго-настрого запрещено, — зачастил Эдик, призадумался, вспомнил: — О, она говорила, что у нее сегодня встреча с адвокатом!
— Каким адвокатом?
Эдик снова пожал плечами:
— Я не знаю… Честно!
— Смотри мне! — мрачно предупредил Баздырев. — А то печень опущу.
Эдика передернуло. Знал бы он, что это только цветочки…
Она упала в «открытые окна»…
Перед удачливыми открыты все двери, перед неудачливыми — все окна.
Вячеслав Верховенский
Вдруг с улицы послышались громкие крики, испуганные мужские и женские голоса.
— Она из окна выпала!
— Разбилась!
— Надо «скорую помощь» вызвать!
Все участники процесса рванулись к окну. Последним припал к спинам Петрович.
Внизу, на гостиничном асфальте, лежала девушка. Это была Галушка.
В следующее мгновение Баздырев отпрянул от окна:
— Ребров, давай вниз, вызывай «скорую помощь»! А мы — туда, откуда выпала. Это на лестничной площадке… А ты, Петрович, здесь жди, никого не пускай.
Гурьбой выскочили из номера, чуть не свалив путавшихся под ногами Эдика и Вальку. Ребров рванул по лестнице вниз, а Куроедов и Баздырев — наверх.
На шестом этаже окно было открыто настежь. На подоконнике лежала записка, половинка стандартного листка. Куроедов молча взял ее, прочитал неровные строки: «МЕНЯ ЗАСТАВИЛ ЭТО СДЕЛАТЬ ЛУПАНДЕР».
Ребров, спустившись вниз, торопливо подошел к лежащему навзничь телу. Разбитая голова, подтекшая кровь…
Вокруг молча стали собираться зеваки.
Баздырев и Куроедов тоже спустились в гостиничный двор, подошли к телу. Ребров развел руками: мол, ничем тут не поможешь.
Подъехала «скорая помощь». Два санитара деловито упаковали тело Карины в черный полиэтиленовый мешок, положили на носилки. Баздырев показал одному из санитаров удостоверение, спросил, куда повезут. Оказалось, все в тот же злополучный морг. Машина уехала, провожаемая взглядами зевак.
Куроедов невесело подвел итог:
— Следственный эксперимент можно считать завершенным.
— Остается только проэкспериментировать выход из окна, — отозвался Баздырев.
— И, как всегда, никто и ничего не видел.
— Я думаю, девочке «помогли» выпасть из окна.
Молча сели в машину. Такой оплеухи Баздырев давно не получал: упустить девчонку, да как! Матерый опер оплошал, как практикант. Весь МУР теперь будет подтрунивать. И не избежать служебного расследования.
— Поехали на базу. Да-а, Петрович… дали нам сегодня крепкого пинка.
— И самое обидное, что неизвестно от кого, — вздохнул Петрович.
Куроедов открыл папку, достал два документа: объяснение
