выдумка, но меня это все равно поразило. Я не ожидала, что так скоро окажусь в поле зрения общественности, да еще в таком негативном свете.
Мелани нежно похлопывает меня по руке, и я продолжаю:
– Но я уже влюблена в Митча. Сильно. Я знаю, что мы переживем эти глупые сплетни. Но он должен поговорить со мной! Если мы хотим все это преодолеть, нам нужно быть в контакте.
– Определенно, – соглашается она, – в каком‐то смысле, это хорошо, что ты так рано познала трудности отношений со звездой. Считай это своего рода проверкой злобными комментариями. И ты ее определенно проходишь, – Мэл тепло мне улыбается, а затем вновь становится серьезной. – Но ты права, вам нужно все обсудить. Возможно, я сейчас скажу лишнего, если что, не стесняйся и скажи мне об этом. Но мне кажется, что тебе лучше быть терпеливой с ним, пока он не поймет, как ему сдерживать свои неконтролируемые эмоции.
Я делаю глубокий вдох.
– Ты права, мне действительно стоит быть терпеливой с ним. У него никогда не было здоровых отношений.
– Любовь побеждает все, так ведь?
– Будем надеяться на это.
В понедельник вечером мы с Ноа приходим на хоккейную тренировку на ледовый каток. Весь день я со страхом ждала этого, как и сам Ноа, наверное. Мне так его жаль. Это так унизительно для ребенка. Самое ужасное – это искаженная мысль о том, что Митч работал с ним только ради меня, когда на самом деле Ноа привлек внимание Митча своим трудолюбием и талантом.
Ноа направляется прямиком в раздевалку, чтобы переодеться, а я неохотно захожу на каток, чтобы найти место на трибунах. Сегодня я укуталась в теплые вещи еще плотнее, чем обычно, желая просто сделаться невидимой. На мне шарф, шапочка, вязаные перчатки, большое пальто и пушистые сапоги. До меня слишком поздно доходит, что я выгляжу нелепо и привлекаю к себе даже больше внимания, чем обычно.
Как и ожидалось, все поднимают головы на нас и пялятся на меня, когда я вхожу. Стеф буквально стоит у входа, скрестив руки на груди. Она как будто ждала меня. Настолько она довольна собой.
Зная, что она любит драмы и, вероятно, надеется, что я начну с ней конфликтовать, я просто игнорирую ее. Веди себя как взрослый человек, Энди. Вот что сказала бы мне мама.
Я отвожу взгляд, не желая смотреть в ее расчетливые глаза…
Но она не хочет оставить меня в покое. Ее противный голос звучит у меня в ушах.
– Что, сегодня рядом нет Митча Андерсона, чтобы тебя защитить? Интересно, почему же?
Я поворачиваюсь к ней лицом.
– Знаешь что, Стеф? Обвиняй меня, сколько хочешь. Если твоя жизнь настолько жалкая, что тебе приходится унижать меня, чтобы почувствовать себя лучше, то так тому и быть. Но не втягивай в это Ноа. Он ничего не сделал… кроме того, что у него врожденный талант к хоккею.
От этих слов у Стеф, кажется, отвисает челюсть. Я решаю не дожидаться ее ответа, поворачиваюсь и направляюсь к трибунам, чтобы сесть как можно дальше от других родителей. Когда дети выходят на лед и начинается тренировка, я чувствую, как кто‐то похлопывает меня по плечу. Я оборачиваюсь и вижу Тори, ее темные глаза полны сочувствия. Она обнимает меня за плечи.
– Энди, мне так жаль. – Она шмыгает носом, и я обнимаю ее в ответ.
Она отпускает меня, не отодвигается насовсем.
– Я и не знала, что Стеф такая коварная. Нужно было сразу же заступиться за тебя. Еще тогда, когда она впервые прокомментировала, что Ноа слишком драматизирует травлю со стороны Деклана. Я видела, как это происходило прямо на моих глазах, с моим сыном тоже. Но я не хотела разводить ругань, поэтому молчала и пыталась сохранить мир.
– Все в порядке, Тори. Правда. Это не твоя вина.
Она поднимает руку, чтобы остановить меня.
– Нет, не в порядке. Ты мой друг, хороший человек и замечательная сестра. В течение нескольких месяцев я наблюдала за тем, как ты суетишься, заботишься о нем, еще и работать успеваешь. Никто не должен взваливать на себя этот груз в одиночку. Но ты справилась со всем этим. А когда ты нуждалась в ком‐то, кто может за тебя заступиться? Я не смогла этого сделать. Но я не потерплю неудачу снова. Я всегда рядом, знаешь?
Слезы текут по моему лицу. Я не смогла бы остановить их, даже если бы захотела. Я понятия не имела, как сильно мне нужно было, чтобы кто‐то признал, как мне было тяжело все эти девять месяцев. И вот, наконец получив одобрение, я чувствую, как все сдерживаемые мной эмоции выплескиваются наружу. Тори заключает меня в еще одно долгое материнское объятие.
– Спасибо, Тори, – шепчу я ей в плечо.
В этот момент двери на каток распахиваются, и заходит Ронда, все еще одетая в свою рабочую форму. Она быстро находит меня, сердито сверкая глазами, и направляется ко мне и Тори большими, торопливыми шагами. Она садится рядом со мной и тут же обнимает меня. Вот черт. Теперь я больше не могу сдерживать слезы.
Мои плечи сотрясаются от беззвучных рыданий, и я утыкаюсь носом в ее куртку.
– Ох, милая, – говорит она, гладя меня по волосам, – я сразу же выехала к тебе, как только услышал о статье. Мне очень жаль.
– Все в порядке, – меня едва слышно, ведь я говорю в ее пальто.
– Не в порядке, но так обязательно будет, – шепчет она.
Я отстраняюсь, кивая. Ронда обнимает меня одной рукой, и я кладу голову ей на плечо. Тори, с другой стороны, похлопывает меня по руке, и я грустно улыбаюсь ей.
Тори и Ронда сидят вот так рядом со мной до конца тренировки, и внезапно я перестаю чувствовать себя такой одинокой.
Глава 30
Митч
После утренней тренировки мы возвращаемся в отель. Прошел всего день с тех пор, как вышла статья о нас с Энди, поэтому, когда звонит мой телефон, у меня сжимается сердце. Я зажмуриваюсь, зная, что это, вероятно, Макс.
Я отвечаю на звонок, понимая, что все равно не смогу уснуть перед игрой. Я так взвинчен из‐за этой глупой статьи и переживаю за Энди. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем она меня бросит.
– Да? – говорю я в трубку.
– И тебе доброго дня, Андерсон, – говорит Макс своим обманчиво приятным голосом. – Итак, ты не передумал насчет компании Franklin Distilleries?
Он так
