— Вы кто?
— Директор черемуховской школы, — представляется Воронцов. — Мы с вами разговаривали на прошлой неделе. Вы обещали выделить для нашей библиотеки собрание сочинений Жюля Верна.
Брови Ипполита Матвеевича удивленно приподнимаются. Он виновато кивает мужчине в темном костюме и даже слегка пожимает плечами, как будто извиняется. А затем поворачивается к Воронцову.
— Уважаемый э-э-э…
— Алексей Дмитриевич, — напоминает Воронцов.
— Уважаемый Алексей Дмитриевич, вы смеетесь надо мной? У нас на весь район только три… нет, уже два комплекта Жюля Верна. И вы хотите, чтобы мы один из них отдали вам в эту…
— Черемуховку, — снова подсказывает Алексей Дмитриевич.
— Да-да, я помню. Так вот, об этом и речи быть не может.
— Но вы обещали! — возражает Воронцов.
— Так расстреляйте меня теперь!
Ипполит Матвеевич картинно разводит руки в стороны и снисходительно смотрит на Воронцова снизу вверх. Удивительно, как это у него получается?
— Собрание сочинений великого французского писателя Жюля Верна мы вручим сегодня школе, ученики которой наберут лучшие баллы на олимпиаде, — внушительно говорит он. — Это решение областного руководства.
К удивлению Ипполита Матвеевича Воронцов не спешит спорить.
— Тогда все хорошо. Значит, наша школа все же получит эти книги.
— С чего это вы взяли? — удивляется Ипполит Матвеевич.
— Наши ученики точно займут высокие места.
Ипполит Матвеевич добродушно смеется. И оглядывается по сторонам, как бы приглашая окружающих посмеяться вместе с ним.
— Не смешите меня, дорогой! Ученики из Черемуховки! Да у нас тут лучшие ребята из города, из района.
Привстав на цыпочки, он хлопает Воронцова по плечу.
— Давайте оставаться реалистами, дорогой Алексей Дмитриевич. Дойдет и до вас очередь, когда-нибудь.
Коротко кивнув Воронцову, он ловко ускользает и торопится к мужчине в темном костюме. Они о чем-то тихо говорят, а я слежу за ними.
Не нравится мне этот Ипполит Матвеевич. Слишком уверенно он смеялся над предположениями Воронцова.
И когда чиновник из РОНО кивает стоящему рядом незнакомому учителю, мои подозрения только усиливаются.
Они идут в школу, а я — за ними. Не вплотную, а отстав на несколько шагов — как будто по своим делам.
В знакомом школьном вестибюле никого. Только пожилая уборщица меланхолично трет каменный пол серой тряпкой на деревянной швабре.
— Здрасьте, Мария Афанасьевна, — машинально говорю я.
Надо же, имя уборщицы само всплыло в памяти!
— Здрасьте, — равнодушно кивает уборщица, убирая тряпку у меня из-под ног.
Ипполит Матвеевич и незнакомый учитель разговаривают около лестницы, которая ведет на второй этаж. Это мне на руку — есть повод пройти мимо. Я иду в их сторону, старательно не обращая на них внимания.
— Куда ты в сапогах? — ворчит мне в спину уборщица.
— Я на минутку, — отвечаю я.
А сам ловлю слова Ипполита Матвеевича.
— Значит, седьмое задание и двенадцатое, — говорит он учителю. — Не забудь.
Учитель кивает.
Я подхожу ближе, и они замолкают.
— Разрешите, — говорю я Ипполиту Матвеевичу, проходя мимо.
Ипполит Матвеевич недовольно отодвигается в сторону.
Я поднимаюсь на площадку между этажами. Заворачиваю, скрываясь из вида и останавливаюсь.
Может, они еще что-то скажут? Что это за непонятный разговор про задания?
Но внизу молчат. Постояв несколько секунд, я поднимаюсь на второй этаж.
О каких заданиях они говорили? Неужели о заданиях на олимпиаду? Или я просто напридумывал себе неизвестно что?
Все, что мне приходит в голову — чиновник из РОНО заранее выбрал победителя олимпиады и теперь хочет подсунуть ему определенные задания, ответы на которые тот знает.
Никаких доказательств у меня нет. Нет даже уверенности — возможно, их разговор означал совсем другое.
Но даже если и была бы уверенность — что делать-то? Подойти к ним и сказать, что я все слышал? А что это даст?
Так и олимпиаду можно сорвать. И без скандала не обойдется. А скандал рикошетом ударит по Алексею Дмитриевичу, по нашей школе и по нашим ребятам. Мне ведь придется объяснять, кто я, и что тут делаю.
А самое главное — если представитель РОНО жульничает, то за руку я его никак не поймаю. И все мои обвинения заведомо окажутся ложными.
Что же делать? Молчать?
В раздумьях я иду по широкому коридору второго этажа мимо классов. За спиной хлопает дверь.
— Синицын? — окликает меня уверенный женский голос, в котором звучат стальные командирские нотки.
Я удивленно оборачиваюсь.
Да, это она. Моя классная руководительница, преподаватель математики Тамара Ивановна. Чуть постаревшая, но все такая же строгая. Она держала наш класс в ежовых рукавицах, спуску не давала. Но относилась ко всем одинаково справедливо. Отличников в любимчики не записывала, но даже хроническим двоечникам давала шанс.
— Андрей, — утвердительно кивает Тамара Ивановна. — Ты что тут делаешь?
— Здравствуйте, Тамара Ивановна, — говорю я.
И бросаю взгляд на дверь ее кабинета.
Заведующий учебной частью.
— Вы теперь завуч? — спрашиваю я.
Вместо ответа Тамара Ивановна строго смотрит на мои сапоги.
— Ты почему без сменной обуви?
Мне становится смешно.
— Дома забыл, Тамара Ивановна, — виноватым голосом говорю я. — Но я ноги вытер, честное слово.
— Зайди ко мне, — величественно кивает Тамара Ивановна и пропускает меня в свой кабинет. — Садись.
Она тяжело опускается за свой письменный стол, на котором аккуратно разложены стопки тетрадей и отпечатанных листов.
Я сажусь напротив.
— Так что ты здесь делаешь? — повторяет свой вопрос Тамара Ивановна. — Соскучился?
— Я наших ребят на олимпиаду привез, — отвечаю я. — Из Черемуховки.
Тамара Ивановна молча ждет продолжения.
— Я теперь живу в Черемуховке, — добавляю я. — Работаю егерем, учусь в лесотехническом на заочном.
— Молодец.
Тамара Ивановна благосклонно кивает.
— А как твой брат? Ты знаешь, что он перевелся из нашей школы?
— Знаю, Тамара Ивановна. Он тоже приехал со мной. Будет участвовать в олимпиаде.
— Сергей? — удивленно спрашивает Тамара Ивановна. — У него за восьмой класс была тройка в полугодии.
Все-то она помнит.
— Сережа изменился, Тамара Ивановна, — говорю я. — Теперь учится хорошо. А вы все так же преподаете математику?
— Конечно, — кивает учительница.
Глядя на ее строгое лицо, я еще раз вспоминаю, как справедливо она относилась ко всем ученикам. Бескомпромиссная и неподкупная учительница.
И я решаюсь.
— Тамара Ивановна, я должен вам кое-что сказать. Но учтите — у меня нет никаких
