на супермена, работал ни много ни мало следователем. И поэтому адрес отца Галины нашелся быстро и без особых проблем.
Раздумывать долго она не стала. После вечера, проведенного в доме Светланы и Павла, Галина вдруг поняла, что отчаянно хочет, чтобы и у нее было вот так же… Дом, сад, друзья, вопящие от восторга, потому что кто-то выиграл и нужно за него порадоваться, вкусное варенье и чай по вечерам… А еще… Чтобы мама сидела рядом и улыбалась как когда-то давно в том маленьком домике на берегу Азовского моря…
И пусть это была всего лишь мечта, но Галина вдруг осознала, что совершенно не готова отныне откладывать ее на потом. Ведь это самое «потом» может никогда и не наступить, если не сделать хоть что-то для того, чтобы оно все-таки случилось…
Отгулы на работе ей дали легко, и она первым же рейсом улетела в далекий Владивосток, где жил теперь ее отец.
А спустя три года в маленькой церквушке недалеко от дома Светочки раздался заливистый детский смех и батюшка, который крестил дочь Галины, невольно хохотнул вслед за малышкой, которую держал на руках.
– Принимайте! Другие дети ревут, а эта хохочет! Чудо Божье!
Большие Светочкины руки потянулись к ребенку и под купол улетело:
– А петь она будет точно лучше меня!
Стоящие в церкви расцвели улыбками, поглядывая на счастливых родителей.
А мать Галины, шепнув что-то мужу на ухо, шагнула к дочери, чтобы обнять.
– Счастье какое, Галочка… Я так рада… И так боюсь его спугнуть…
– Счастье, мамочка. И не нужно его бояться! Мы с тобой норму по этой дисциплине перевыполнили на годы вперед. Давай будем помнить об этом, хорошо?
И эхом прозвучало.
– Хорошо…
Тараканы
Тараканы в Машкиной голове плясали джигу. Веселенькую такую, зажигательную.
Крутили лапками «фонарики» и выдавали «два притопа, три прихлопа» в такт музыке, звучавшей в Машкиной голове все громче.
Нет, вообще, они у Машки были смирные. Тихие, скромные, породистые. Уж чего-чего, а последнего им хватало. Маша над их генетикой трудилась долго и со вкусом. Своей-то изначально было маловато.
Бабушка всегда говорила Машке, что тараканы – дело хорошее. Если они в голове у человека есть, то значит личность он точно неординарная. С огоньком, так сказать. А таким и жить на свете веселее, и окружающим не скучно. Маловато ведь драйва в повседневности.
Про драйв – это не Машка придумала. Это бабуля у нее была продвинутая. Словечки там всякие модные и прочая ерундистика. В свои восемьдесят с хвостиком бабушка была еще вполне себе ничего! Активная.
Правда, Машке она, строго говоря, была вовсе не бабушкой, а прабабушкой. Но кому эти «пра-» сдались, если бабули уже давно на свете нет, а прабабуля ее заменила в полном объеме. Такое тоже бывает. Так что все эти вот «пра-» – пустое. Лишние подробности.
Бабульку свою Машка любила. Да и как иначе-то? Ближе человека у нее просто не было. Мама не в счет!
Мать у Машки была… Не бывает таких! Вот! И умная, и красивая, и вообще директор! И не чего-нибудь там, а школы. Правда, не той, в которой Машка училась. И на том спасибо! Бабуле опять-таки. Именно она настояла, чтобы мать Машку отдала в другую школу, а не устроила в свою.
– Зачем ребенку твои проблемы?
– В смысле?
– Да в коромысле! Там она будет обычным ребенком, а тут – твоей дочкой. Не порть девочке репутацию! Она ей еще пригодится. Потерять – ничего не стоит, а вот приобрести… Да что я тебе объясняю?! Не маленькая уже!
Бабушка с мамой всегда разговаривала без обиняков. Выдавала все как есть, потому что считала, что так правильно. Как оно было на самом деле, Машка сказать не могла, но результат видела. Бабуля воспитывала маму с пятилетнего возраста. С тех самых пор, как не стало ее матери, прабабулиной дочки. О том, что с нею случилось, Машка узнала далеко не сразу. Вспоминать об этом не любили ни бабушка, ни мама.
– Случайность, Машенька. Глупая случайность. Сосулька… Чья-то халатность, не почищенная вовремя крыша, и цена этому – одна человеческая жизнь. Хорошо еще, что одна! Мама твоя рядом топала. Не оттолкнула бы ее Манечка, и осталась бы я совсем одна.
– Бабуленька, а случайность может вот так с любым человеком?
– Соврать тебе?
– Нет!
– С кем угодно! С тобой, со мной, с папой Римским. С любым человеком, Машуня. Но это не повод для того, чтобы ее бояться.
– А для чего тогда это повод?
– Для того, чтобы жить! Каждую минуточку жить так, словно она может быть последней! Дать себе и этому миру что-то такое… Или – нет! Даже вот этакое! Чего никто и никогда не давал! Дать, взамен ничего не прося, столько, сколько сможешь и успеешь, для того, чтобы сделать этот самый мир лучше, честнее, красивее. Светлее, Маш! Тьмы в нем и так хватает. Без нашего присутствия.
– Бабуль, это только сказать легко. А сделать – сложно. Я знаю.
– И очень хорошо, что знаешь! Значит, в правильном направлении мыслишь! Значит, твои тараканы умненькие растут.
– Кто растет?! Бабуля, фу! При чем тут тараканы?!
Насекомых Машка не любила. Нет, всяких там бабочек и пчелок – пожалуйста! Они даже миленькие. А вот это диво с лапками вызывало у нее стойкое омерзение.
– А-а-а! Бабуленька! Таракан!
– Не трожь его! У него могут быть дети! – бабуля ловко прихлопывала пришельца тапкой и хищно оглядывалась. – Больше не видала?
– Нет! Бабуленька! Ты же сказала, что у него дети!
– Ага! И мне интересно, где?!
Начиналась глобальная уборка, и Машка понимала – детям несчастного таракана тоже не жить.
Уже после, став старше, она поняла – бабушка ее жалела. Потому что понимала, вопить Машка умеет громко, а вот с действиями у нее сложновато. Пока соберется что-то сделать – у таракана внуки появятся.
Об этой отличительной особенности Машки знали все – от бабуленьки до тренеров по спортивной гимнастике.
– Вашей девочке надо заниматься чем-то другим. Она гибкая, все данные есть, но очень медленно думает. А это может быть опасно тогда, когда необходимо принять решение быстро. Подумайте, пожалуйста!
– Подумаю! – сказала бабушка и отвела Машу в шахматный кружок.
Кружок был отличный. Тут никто Машку не подгонял. Ей давали думать сколько влезет, да еще и хвалили за это. Разве не прелесть? Стоит ли говорить, что здесь Мария задержалась надолго.
Бабушка ее успехами очень гордилась. Кубок с очередных соревнований всегда несла в руках и так, чтобы все
