середине 1980-х годов судьба спортивного костюма была окончательно решена. Олдскульный костюм-двойку Adidas, напоминающий одежду атлетов, салютовавших на играх 1968 года, надели члены музыкальной группы Run DMC (наряду со многими другими исполнителями и поклонниками хип-хопа). Представители этой культуры предпочитали уличную моду (например, вещи от Kangol, Adidas, Reebok и тому подобное) нарядам от-кутюр. Спортивный костюм превратился в маркер обладания, власти, антимоды или альтернативной моды. Одновременно он приобретал все большую популярность в рамках модного мейнстрима, а также среди потребителей, традиционно маргинализуемых модой: представителей среднего класса и пожилых людей. В этом видится противоречие. Каким образом протестный, маргинальный, политически и расово маркированный предмет гардероба вдруг приобретает популярность у принципиально разных групп людей? В первом приближении этот феномен можно объяснить культом досуга, развившимся в 1980-х годах, превращением фитнеса и тела в проект, а также модифицирующимися в это время репрезентациями маскулинности.
Культура фитнеса зародилась в США в конце 1970-х годов. Начало ей положила публикация автобиографической книги Джима Фикса «Энциклопедия бега»[505], которая побудила тысячи мужчин, преимущественно белых представителей среднего класса, заняться бегом. Фикс пропагандировал простую идею: движение продлевает жизнь[506]. Вдохновленные этой мыслью, многие люди (в том числе пенсионеры и сердечники) начали бегать, чтобы увеличить продолжительность жизни. Для пробежки нужна подходящая одежда, и спортивный костюм тут очень кстати. Он согревает мышцы и его легко снять, если становится слишком жарко. Он защищает от неблагоприятной среды, но также предполагает, что его владелец взял на себя персональную ответственность за собственное здоровье. Он рассказывает историю человека, который контролирует собственную судьбу и в силах — по крайней мере, если верить Фиксу — продлить себе жизнь. Все это определенно сообщает обладателю спортивного костюма статус богоподобного существа, противостоящего миру, стихиям и даже неизбежной смерти. Человек в спортивном костюме — одновременно человек и сверхчеловек, эго и супер-эго, участвующие в фуколдианской битве за господство разума над слабостями плоти[507].
Культ фитнеса не только привел к увлечению физкультурой на свежем воздухе, но и способствовал развитию культуры тренажерного зала, которая пропагандировала улучшение физической формы с помощью силовых тренировок. Это был телесный проект в действии. Требовалось, чтобы тело было здоровым, ухоженным, мускулистым. Для этого над ним нужно было постоянно работать, чтобы поддерживать его силу и (фаллическую) мощь. Помимо этого, оно нуждалось в визуальном контроле, демонстрации и, до некоторой степени, в одобрении. Предполагалось, что тело нужно рассматривать, потреблять и сравнивать с накачанными торсами, которыми в описываемую эпоху изобиловали мужские журналы и реклама[508]. Это подчеркнуто визибильное (или, пользуясь термином Р. Гилл и др., «гипервизибильное»)[509] мужское тело осмыслялось как реакция а) на рост потребления среди мужской аудитории, который совпал с развитием антидискриминационной гендерной политики и разработкой соответствующего законодательства[510], и б) на необходимость проживать и демонстрировать маскулинность в рамках конкурентоспособного индивидуализма, пропагандируемого не только правыми правительствами по всему миру (к числу которых относился, в частности, тэтчеризм в Великобритании)[511], но и рекламой звезд мужского спорта (выдающееся мастерство, публичная поддержка, статьи в журналах и так далее), особенно звезд тенниса, Бьорна Борга, Джона Макинроя и Джимми Коннорса, спортсменов-одиночек, а не командных игроков[512]. В моду вошли лозунги, позиционировавшие тело как проект и локус потребления: «оденься для успеха» (dress for success), «почувствуй жжение» (feel the burn), «пользуйся или потеряешь» (use it or lose it); особенно показательна максима, постулирующая торжество разума над плотью: «без страдания нет победы» (no pain, no gain). Г. Уоннел писал:
Главные идеи тэтчеризма — умение полагаться на себя, трудолюбие, предприимчивость и самореклама — нашли отражение в культуре фитнес-шика. Отдельное внимание в рамках концепции нового конкурентоспособного индивидуализма уделялось трудовой этике. Лозунги тренажерного зала «без страдания нет победы», «не болит — значит, не работает» и «почувствуй жжение» соответствовали политической риторике тэтчеризма. Нарциссическая фиксация на внешнем облике и «я», восходящая к культуре 1970-х годов… стала мейнстримом[513].
Личность приобрела первостепенное значение, а идея персональной ответственности за собственное здоровье, образ жизни, внешний вид и даже судьбу породила индустрию, обслуживавшую новых ответственных потребителей. Речь идет об индустрии досуга. Слово «досуг» часто ассоциируется с бездельем. В действительности, однако, оно означало ровно противоположное: физическая активность подчинялась графикам и расписаниям, становилась все более профессиональной и технологизированной, как будто фитнес — это еще одна работа.
Назначение спортивного костюма менялось; теперь это был маркер целеустремленности. Он ассоциировался с силой, заслуженным превосходством, славой и требовал публичной демонстрации. Спортивный костюм надевали, отправляясь в спортзал, в бассейн, на корт, в зал для аэробики и так далее; он показывал всем и каждому, что владелец костюма настроен решительно, он контролирует свое тело, а значит, и собственный разум, и мир, в котором обитает. Спортивный костюм соответствовал духу эпохи, поэтому превращение его в модный атрибут было делом недолгого времени.
По наблюдению И. Лошек, мода на спортивную одежду в 1980-х годах, в особенности в США, была обусловлена появлением двух новых способов спортивного времяпрепровождения. Это аэробика, которой занимались преимущественно белые женщины из среднего класса, и брейк-данс, которому в основном отдавали предпочтение черные мужчины из рабочих слоев[514]. Для этих занятий нужна была одинаковая одежда, и производители старались приспособиться к разным рынкам и потребителям. По словам Лошек, «…спортивная одежда олицетворяла молодость и моложавость, физическую форму, силу и активный образ жизни; это был символ статуса или отличия; кроме того, она не стесняла движений, иначе говоря, была удобна»[515]. Так проявляет себя символический потенциал одежды, или «миф», о котором пишет Р. Барт[516]: спортивное мастерство и тренированное тело, маркеры физической силы, в сочетании с исторически обусловленными коннотациями костюма превращаются в социальный символ; активный становится активистом. Это особенно заметно, если принять во внимание фактор удобства: человек чувствует себя легко в костюме, и легкость интегрируется в его идеологию, даже если он не занимается спортом и физически неподготовлен. Именно так и работает «символический капитал» по Бурдьё: если тело выглядит подтянутым или спортивным, не имеет значения, какое оно на самом деле[517].
Мода редко озабочена комфортом, однако в описываемый период именно эта задача стимулировала дизайнерские инновации. Спортивные технологии и спортивный стиль способствовали развитию моды. А. Курреж замечал в 1979 году:
Итак, спортивная одежда должна быть на материальном уровне интегрирована в жизнь в целом. Мы должны сообщить более расслабленный, непринужденный стиль повседневному и даже вечернему костюму. Облагородить спортивную одежду не значит просто сшить спортивный костюм из шелка или шерсти; необходимо изучить спортивный костюм и
