В правую сандалию Райана набился песок. Он разулся и стал его вытряхивать и в этот момент увидел мистера Маджестика, который шел по пляжу в его сторону. Райан вспомнил, что не видел мистера Маджестика со среды, когда они с Нэнси заглядывали к нему в окно, и подумал, что это не очень хорошо. Надо бы объясниться. Но неожиданно обратился к самому себе: «Да что ты суетишься? Пошел он к чертовой бабушке, этот старый хрыч» — и с этой мыслью встретил взгляд мистера Маджестика.
Тот, мельком взглянув на Райана, остановился рядом с ним и стал смотреть на озеро, щуря глаза от отражающегося от поверхности воды солнца.
— Что делаешь? — спросил он.
— Как что? Чищу пляж.
Мистер Маджестик снова бросил взгляд на Райана и нахмурился.
— Что это с тобой?
— Ничего.
— Вижу я твое «ничего».
— Ну, у меня с одним парнем возникли некоторые разногласия.
— Значит, я так понимаю: если у тебя с кем-то возникают разногласия, без драки тебе никак не обойтись? А еще лучше — битой ему вмазать.
— Не я первый начал.
— Ну ладно. Слушай, тут нужно кое-что покрасить. В пятом номере. Большую часть я покрасил еще в начале сезона, но до кухни руки как-то не дошли.
— А как же пляж? — спросил Райан, глядя в ту сторону, откуда могла появиться Нэнси.
— Тут и без того чисто, — сказал мистер Маджестик.
— Народ сейчас позавтракает и придет загорать.
— Ну и что? Я же тебе говорю — здесь и без того чисто.
— Не знаю, — сказал Райан. — Вон мусор разбросан. Да еще около лестницы пройтись нужно.
— Хорошо, доделывай все здесь, а потом зайдешь ко мне, я дам тебе краску. Красить, в общем-то, немного: одну стенку в кухне — какая-то она обшарпанная — и кое-что по мелочам. Пятый номер, запомнил?
Райан посмотрел на мистера Маджестика и сообразил, что тот уже называл ему этот номер.
— Пятый, говорите? Там, где эта девица остановилась — та, что одна?
— Да. Она вчера уехала, так что нужно воспользоваться свободным днем, чтобы все покрасить, пока новые постояльцы не приехали.
— Пятый, значит?
— Пятый. Я тебе об этом в который раз уже говорю.
— А когда она уехала?
— Вчера после обеда.
— С чего бы это ей уезжать раньше времени?
— Откуда я знаю. Сказала, что уезжает, — пусть едет. Я не стал спрашивать почему. Сказал только, надеюсь, вам у нас понравилось, приезжайте еще. Ну, заканчивай здесь побыстрее, сгребай мусор и зайди ко мне. А я пойду пока краску приготовлю.
Мистер Маджестик направился в сторону своего дома, но, пройдя несколько шагов, вдруг обернулся и спросил:
— Слушай, а что это ты сегодня устроил ни свет ни заря? Такой шум поднял.
— Какой еще шум?
— На кой черт в такую рань бульдозер было заводить? Я на часы взглянул, так просто обалдел: половина восьмого.
— Решил побыстрее покончить с той свалкой. Сегодня много работы, вот и решил начать пораньше.
— В половине восьмого!
— Зато дело закончено, — заявил Райан.
Еще с полчаса он, не слишком усердствуя, водил граблями по песку, от чего его оторвал мистер Маджестик, который вышел на крыльцо своего дома и позвал Райана перекусить. Тот подошел к кромке воды, вымыл руки и посмотрел в сторону дома Нэнси. На берегу не было видно ни души. «Главное — не волноваться, — мысленно приказал он себе. — Если ты ей нужен, она сама тебя найдет».
Они с мистером Маджестиком положили себе по тарелке салата с тунцом и поставили посередине большое блюдо с помидорами, перцем и луком. Дополняли завтрак отварная кукуруза, свежий хлеб домашней выпечки и пиво. За едой обсуждали, в какой упаковке пиво лучше сохраняется — в бутылках или в банках, затем разговор перешел на то, какое пиво лучше — пастеризованное или нефильтрованное, и в итоге пришли к выводу, что разницы почти никакой. Главное — чтобы пиво холодное было, а все остальное — мелочи.
Мистер Маджестик вдруг вспомнил, что вечером по телевизору будут показывать бейсбол. Детройт против Бостона. Маклейн против Макдермотта.
— Заходи вечерком. Начало то ли в восемь, то ли в полдевятого.
— Постараюсь, — сказал Райан.
Работать маляром Райан не стал бы ни за что на свете, но покрасить иногда что-нибудь был не прочь. Работа, в конце концов, не тяжелая, а главное, никто не мешает.
Так было и здесь, на кухне домика номер пять. Райан закончил красить дверцу шкафчика над кухонным столом и слез со стула. Лицо той девушки то и дело вставало у него перед глазами. Райан тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, закурил и пошел в спальню. Не вынимая сигареты изо рта, он повернул щеколду на окне, отодвинул ее и попытался приподнять раму. Рама не шевелилась. Райан взялся за нее обеими руками и потянул как следует, почти в полную силу. Никакого эффекта, раму словно приклеили. Присмотревшись, Райан понял, что так оно и есть: засохшая краска намертво прихватила фрамугу к неподвижной части рамы. Судя по всему, окно покрасили весной и закрыли, не дав краске высохнуть. Теперь она держала фрамугу крепче любого клея.
Райан снова вспомнил ее лицо — большие испуганные глаза буквально в двух дюймах от него. Тогда ему показалось, что в этих глазах горит страсть, теперь же в этой пустой комнате он понял, что девушку парализовал ужас. Бедняга хотела, чтобы ей помогли открыть окно, а ее чуть не изнасиловали.
Райану стало вдруг не по себе. Увидеться бы с ней снова — всего на минуту, и он бы ей все объяснил. Так бы и сказал: «Простите меня. У нас какое-то недоразумение вышло. Понимаете, я подумал…» Может быть, сказать не эти слова, но в любом случае извиниться…
Нет, ничего не получится. Никогда больше они не увидятся.
Ее образ снова и снова вставал перед его мысленным взором, и каждый раз Райан чуть сильнее нажимал на малярную кисть.
Ну почему же она не осталась хотя бы еще на один день? Он сумел бы загладить свою оплошность. Он ведь умеет быть вполне приличным и вежливым молодым человеком. Можно было бы куда-нибудь ее пригласить, заказать какой-нибудь коктейль — например, «Том Коллинз»,[6]и этот день, возможно, стал бы лучшим в ее не слишком богатой событиями жизни.
Между прочим, и с Билли Руисом, когда они встретились в последний раз, тоже можно было обойтись повежливее.
Райан подумал вдруг о Билли Руисе и остальных сезонниках и не на шутку обеспокоился тем, как они будут добираться домой, если не смогут заплатить Камачо за автобус.
Если, конечно, правда, что Камачо хочет содрать с них за обратную дорогу пятьсот долларов. Фрэнку Писарро тоже вынь да положь пятьсот долларов за бумажники. Какого черта? Неужели в этой жизни все стоит пятьсот долларов? Надо бы выяснить, что творится в лагере. Потолковать с Фрэнком о бумажниках, но главное — выяснить насчет автобуса.