радость из будущего скрасит ситуацию: история смеется над теми, кого любит.
12) ...Поговори со мной напоследок! Скучно, тишина кругом. Нет, это еще не бред и не каприз истонченной души, и не последнее слово осужденного. Это проводы, о которых знает через секунду того не знающий, и секунда - лишь символ присутствия отсутствующего. Новая философия - путь вперед ни за кем, но от кого? Летит авто, смотрит герой Антониони назад: "От кого ты бежишь?" Никого, серые сумерки. Но мы знаем, он там, если история к чему-то стремится, то непременно от чего-то спасается. Дудочка крысолова не имеет права замолкать ни на секунду. Мы утягиваем его за собой, и никак не отвертеться тому, чье всевластие над вопросами влечет обязанность отвечать на любой из них.
- Почему? - бросаем мы закону основания о его основании.
- Это я сказал, - отвечает и одновременно увиливает от ответа левиафан мысли. Любимое правило пиара: вместо ответа подменить контекст обсуждения. Он прав в одном: вопрос прозвучал, и случившееся в его власти. Он видит след вопроса, но не видит спрашивающего и не может ответить по существу - в противном случае, даже в одном из двух, мы бы сразу погибли. "Поднимите веки, не вижу..." Его относительное право на мой вопрос - третья, последняя, точка, что предельно опасна для нас и губительна для него, точка притяжения, от которой он не может отказаться и вольно или невольно делает шаг в нашу сторону и вынужден идти по нашим следам. "Вакуум свободы притягивает событие", - любил говорить Андрей. Но нельзя останавливаться, следы сожгут нас, остановись мы на любую уловимую вниманием долю времени. "Ахиллес, догони черепаху!" - не о нас и не о нем, но образ времени, каждый раз делимого прежде нашего внимания, схвачен верно.
Конечно, никто не думает запретить потоки бесконечных "почему?" - как автор, выкупивший весь зал, закон достаточного основания нуждается в сонме поклонников, и даже очень, иначе зачем ему вообще быть? Но в сторону колкости дилетантов, им везде музыку подавай! Кресла в зале заполнены такими "почему?", которые не обращены к самой сути закона основания, но если какой-нибудь несознательный зазнайка вдруг все же его выкрикнет, своим подставным аргументом Мэтр легко урезонит бродягу: вопрос-то мой, я-де развлекаю себя игрой в невозможность, ведь, раз все возможно, почему бы не быть невозможному? О, его мутный глаз сверкнет раз на обидчика, и тот потеряется в вечности, как будто и не рождался. "Задавайте, вопросы, задавайте, на любой отвечу, всех ублажу!" - продолжит он весело. Но абзац на том не кончается, и горе миру от миража, что он восстал на самого себя, и только сны - спасительный укол от перегрузки - подарят недолгий отдых. Но сколько нужно сделать, пока наркоз не отойдет, пока в тупой полудреме мир блаженно раскинется в бесконечности - Млечный Путь ее имя.
А что, собственно, мы можем и должны сделать? Наверное, логика трансцендентального противоречия требует нового дискурса, так в чем его оригинальность? Возможен ли он вообще? Какой смысл радоваться новой логике без пространства, принципов, языка? Ничего, кроме толчка ниоткуда, да и о каком толчке речь? Толчке из бездонности? Улыбайтесь, господа профессионалы, улыбайтесь, вам как никому очевидна неподъемность задачи. Нам нечего бояться, страх - от возможности что-то потерять. В логике терять нечего, но даже если мы из других источников боимся, то лишь удара в спину, но смысла это, во всяком случае, не касается и только подчеркивает необходимость быть предельно внимательным, потому что у закона достаточного основания есть серьезные товарищи по другим делам. И в первую очередь, это слабый, но жестокий его двойник: дружеское "зачем?". Оно идет дальше вопроса возможности, оно готово допустить (хотя не допускает), что перемены возможны и даже имеют смысл, но не больший, чем оставить все на своих местах... И снова рефрен в форме рондо - призраком вечного возвращения мы всматриваемся в точку отсчета. Как игрива она с героями истории! Один и тот же вопрос "когда же все это закончится?" может вызвать смех или сочувствие, овации или каторгу, задайся им в безмятежную полную счастья бытность или часы катастрофы, под слащавую речь диктатора или под трубами революционных масс. Над Ноем смеялись его собственные дети, не говоря об остальных. Вопрос противостояния закону достаточного основания предполагает невозможное, окончательную победу добра, и потому ему безразличны смех и овации. Не смейтесь, друзья, развлекитесь игрой: поговорку "Молчи, за умного сойдешь!" перескажем по-вашему: "Будь искренним, за сумасшедшего сойдешь!". Как ни странно, искренность может на время помочь, а времени всегда так людям не хватает, но не того, что течет, а того, что кончается.
А впрочем, мне все равно не дотянуться до вас и ваших текстов, слишком серьезных, чтобы заглядывать под стол, хотя и недостаточных, чтобы задевать события. Не пугайтесь стрекота, паровозик сейчас вылетит, детский флажок на нем, "свобода" на флажке написано, хотя так вы прочитаете, там только человечек нарисован, мама. "Устами ребенка глаголет истина"...
...Возьмем на вооружение принцип Годара, о котором он, возможно, не говорил и даже не думал: быстрее и обо всем. Быстрее, еще быстрее, еще и еще, как будто в ускорении может проявиться новая реальность, как будто... А разве Эйнштейн ее уже не наметил? Ах, время, past perfect, где право, там и обязанность, зафиксируем принцип: движение способно производить побочные эффекты, не вытекающие из него напрямую. Поезд, летящий с доходящей до некоторого предела скоростью, меняет время, и если скорость способна производить подобные смещения, то логично допустить нечто большее от ускорения... Конечно, предел скорости, ничего быстрее света, параллельные в точку... Но разве не может мысль в мгновение узреть бесконечность, разве не способна за секунду представить одну единственную звезду за мириадом ей подобных, будь она и не триста тысяч километров от нас, а даже и там, куда никакая мера не дотянется? "Насколько адекватно представление?" - спрашиваете? Ах, стойте, друзья, не говорите философу о фактах! Нам стыдно и грустно, но некогда: в оркестровой яме вопросы устремленных на сцену партера или бельэтажа едва слышны, и нам куда важнее не сама сцена, а что за ней, в таинственных тенях кулис, и нам ли не первым узреть, когда начнет опускаться занавес?
Но еще раз повторимся, если когда-то об этом уже подумали: наша задача не в том, один или два сонма галактических связок бросить к ногам молодого студента, нам и узелка не развязать ни на одной из
