Книга Тринадцатая ночь - Алан Гордон

— Я хочу помочь вашему городу, — возразил я.

К нам подбежал епископ, все еще украшенный фальшивой бородкой. Он схватил Перуна за руку. Капитан развернулся и оттолкнул его, поначалу не узнав в таком обличье. Потом он признал епископа и начал извиняться.

— Собор! — простонал епископ. — Спасите собор!

Занавес, изображавший рай, оторвался от креплений и, полыхая, грозно парил в воздухе, словно ангел мести. Он опустился на леса, пристроенные к фасаду собора. Снег не выпадал уже со дня святого Стефана, и поэтому перекрытия лесов и холсты давно пересохли. Они быстро задымились и вспыхнули.

Перун обернулся ко мне.

— Раз уж вы хотите помочь нашему городу, то следуйте за мной, — с какой-то горькой усмешкой сказал он.

Вытащив меч, капитан побежал к лесам и начал забираться на них, не обращая внимания на разгорающееся пламя.

И я, как дурак, бросился за ним.

— Надеюсь, вы не боитесь высоты, — проревел он. — Нам придется забраться на самый верх и обрубить холсты. Если повезет, мы спасем эту громадину.

Я полез следом за ним. Высота-то меня не беспокоила. Но пламя ползло за мной по пятам.

Забравшись на самый верх, Перун начал рубить узлы, крепящие полотнища к лесам. Добежав до другого конца фасада, я занялся тем же. Когда мы встретились посередине, верхний ряд полотнищ уже слетел на землю, и двое стражников оттаскивали их подальше от ступеней. Нам предстояло пройтись еще по пяти этажам, а средний ряд уже был объят огнем.

— Пошевеливайтесь, — приказал капитан, но меня не нужно было подгонять.

Ухватившись за поперечную балку, я спрыгнул на следующий уровень. Рубить узлы оказалось трудно, это отнимало много времени, поэтому я стал просто рассекать полотнища рядом с местами креплений. Не зря все-таки мне пришлось таскать этот меч, подумал я. Задыхаясь от дыма, я быстро обмотал лицо шарфом, чтобы выиграть дополнительное время. Второй ряд рухнул на землю. Несмотря на мороз, я вспотел, как в пекарне.

Мы спустились на следующий, уже загоревшийся уровень лесов. До земли было еще метров десять. Я разглядел за городскими стенами очертания «Элефанта» и дальних причалов.

— Как же мы спустимся, если они сгорят? — крикнул я Перуну, пока мы пробирались к середине.

— Думаю, мгновенно, — ответил он. — Бегите, если хотите!

Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я набросился на эти полотнища с яростью, подобной которой не испытывал уже много лет. Никакой пощады этим вражеским проискам! Языки пламени подбирались к моим сапогам, так что либо я одолею их, либо стану обуглившейся закуской для ворон. Ногам становилось все жарче. Глянув вниз, я заметил, что пламя достигло дощатого настила подо мной и он начал дымиться. Из дыма показалась рука Перуна и схватила меня железной хваткой. Он отволок меня на безопасный пока участок.

— На холсты уже нет времени, — решил он. — Давайте рубить сами леса. Когда доберетесь до конца, прыгайте вниз.

Я набросился на веревки, которыми деревянная конструкция крепилась к фасаду собора, а капитан орудовал в дыму и пламени на другом конце, с легкостью расправляясь с тонкими перекладинами. Покончив с последним креплением, я соскользнул по ближайшей стойке вниз на ступени. Когда Перун тоже спрыгнул на ступени, я крикнул стражникам, чтобы они зацепили леса баграми, а сам начал подталкивать их с другой стороны. Покачнувшаяся махина начала медленно заваливаться и наконец рухнула горящей грудой рядом со ступенями, придавив одного из стражников. Его мучительные вопли терзали наш слух, пока товарищам не удалось освободить его из-под горящих обломков. Незащищенное лицо бедняги сильно обгорело.

О господи, подумал я. Ради спасения храма мы только что рисковали жизнью.

Епископ стоял на безопасном расстоянии и, проливая слезы, взирал на место своего будущего могущества. Я оглянулся, чтобы оценить, насколько пострадал фасад. Могло быть и хуже. Кое-где слегка почернел мрамор, и от жара потрескался строительный раствор.

— Ужасно, просто ужасно, — стонал епископ.

Я посмотрел на него, потом на обгоревшего стражника, которого уже уносили приятели, и оставил епископские стенания без внимания.

На площади вновь начали собираться люди, молчаливо оценивая нанесенный пожаром ущерб. Прижавшись друг к другу, плакали Адам и Ева. Маски были сброшены, музыкальные инструменты умолкли. И тут очередной жуткий крик прорезал воздух.

— Убийцы! — крикнул сэр Эндрю.

Он, пошатываясь, плелся в нашу сторону, неся на руках безжизненное тело Луция. Мальчик сильно обгорел, его лицо было едва узнаваемо, но не огонь стал причиной смерти. Из залитой кровью груди торчала рукоятка кинжала.

— Трусливые негодяи! — воскликнул сэр Эндрю. — Кто же из вас решился на такое? — Он рухнул на кучу обломков рядом с обугленной грудой, бывшей недавно адскими вратами. — Он же еще ребенок, — прошептал он, покачивая несчастного на руках.

Перун опустился перед ними на колени, вытащил кинжал из груди мальчика и осмотрел его. Потом он направился ко мне.

Я оцепенел. Кто мог ожидать подобного? Прибежала плачущая женщина и припала к груди Луция. Вероятно, его мать. Я вновь посмотрел на мальчика, и последний кусочек этой картинки-загадки встал на свое место.

— Я полагаю, что кто-то убил мальчика и подложил туда зажигательную смесь, ставшую причиной пожара, — сказал Перун.

Усталый до изнеможения, с почерневшим от копоти лицом, он как-то сразу постарел.

— Похоже на то.

Он холодно глянул на меня.

— Меня уже не особо волнует, на кого вы работаете, — сказал он. — Двенадцать дней пролетели, а с ними закончилась ваша неприкосновенность. Мы сразимся с вами завтра же.

— Дайте еще один день, и вы будете полностью удовлетворены, — попросил я. — Ведь вы обязаны мне за то, что я помогал вам.

Он обозрел сцену трагедии. Над пепелищем еще поднимался дым, кричал обгоревший стражник. Мать Луция, епископ и сэр Эндрю рыдали, горюя каждый о своем. Капитан вдруг усмехнулся с неожиданным добродушием.

— Почему бы нет? — сказал он. — Это ничего не изменит. Еще один день жизни, купец. Насладись ею, если сможешь.