Марка, я уверена: в дом кто-то приходил, хоть ничего и не пропало. Да, я выгляжу параноиком, и все-таки меня не покидает ощущение, что владельцы самолета в курсе: мы живы. Теперь они знают, что бриллианты все еще у нас. Да, нас пока не убили, но, возможно, они просто не спешат, как не спешили с Шарпами. Потому что хотели обыграть их гибель как несчастный случай. А может, так и есть. Марк в этом уверен.
Вечером, перед сном, пока я чищу зубы, муж сидит на краю ванны с носком в руках и смотрит на меня. Он явно хочет что-то сказать и не знает, с чего начать. Наконец глубоко вздыхает.
– Милая, меня беспокоит твое поведение. Пожалуйста, пойми меня правильно, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, просто мне кажется, для тебя все это немного чересчур. Сегодняшняя история с фото и автоответчиком… Эрин, ты ведь понимаешь, что за нами никто не явится, правда, милая? Никто за нами не следит, кроме полиции. Ты словно не понимаешь, что играешь с огнем. Этот Патрик… С сегодняшнего дня ты должна отказаться от всего, что может привлечь к нам внимание, любимая. Обещай, Эрин. Прекрати провоцировать полицию. Мы и так очень близко подошли к опасной черте.
Он смотрит на меня с нежностью. Я чувствую себя глупой и виноватой, что скрытничала. Он за меня переживает.
– Ты спрашивала, – продолжает Марк, – что я предлагаю сделать с бриллиантами. Я много думал и знаю, что ты будешь против, но склоняюсь к тому, что мы должны их выбросить. Просто избавиться от них. Искать покупателя рискованно, особенно сейчас. У нас есть деньги, Эрин. Нам хватит. Пора остановиться.
Что-то вскипает во мне при его словах. Я не понимаю, почему он начинает меня раздражать. Меня впервые в жизни раздражают слова Марка. Выбросить бриллианты? Еще чего! Мы до сих пор отлично справлялись. А как же его бизнес, наши планы? Раньше он так волновался из-за финансов, почему они больше его не тревожат? Швейцарских денег не хватит навечно. Чтобы поднять на ноги его компанию и ни в чем себе не отказывать, нам нужны и деньги от продажи бриллиантов. Мы ведь можем их просто спрятать? Зачем обязательно выбрасывать? Впрочем, если рассуждать здраво, вряд ли мы когда-нибудь найдем легкий способ их обналичить. А как только появится ребенок, мы вообще не сможем рисковать. Сейчас или никогда.
Он сидит на краю ванны в трусах, держа в руке носок. Мой муж. Я его без памяти люблю. Он прав, это опасно, только я не хочу сдаваться без боя. Ему так тяжело дались последние несколько месяцев. А вдруг его новый бизнес рухнет, как и все предыдущие нереализованные возможности? Нет, нужно продолжать. Только… осторожно.
– Ладно, хорошо. Я поняла, Марк. Я согласна, но давай попробуем еще раз, последний разочек? Обещаю: я придумаю что-то безопасное. Дай мне несколько дней. Чувствую, что у меня получится. Разве не лучше превратить их в деньги?
Я стараюсь говорить спокойно, без нажима, а внутри все так и кипит. Я не готова сдаться.
Марк ловит мой взгляд, затем отворачивается. Я вновь его расстроила. Несмотря на попытки мужа скрыть разочарование, я читаю это в его глазах.
– Ладно, – соглашается он. – Но на этом все, договорились? Если и теперь ничего не выйдет, Эрин, ты остановишься.
Не глядя на меня, он встает и выходит из ванной. Чужой, одинокий. Это наш первый откровенный разговор за довольно долгое время, и он еще больше отдалил нас друг от друга. Между нами пролегла трещина. Чем больше я рассказываю мужу, тем она шире. Теперь он знает об Энди, о Холли, об этом странном типе возле тюрьмы, Патрике. Он не может вот так взять и уйти. Я хочу сблизиться с ним вновь, делиться с ним всем, что чувствую.
– Марк, ты честно думаешь, что нас не ищут? – выпаливаю я ему в спину.
– Кто, дорогая? – удивленно оборачивается Марк, явно сбитый с толку.
Не знаю, почему я выбрала для попытки сближения такой вопрос. Просто вырвалось, потому что он не выходит у меня из головы.
– Те, кто связан с самолетом. Может, я и вправду схожу с ума, только у меня такое чувство, будто нас окружают. Дело не только в полиции. Я не знаю кто. Да, звучит глупо и параноидально, и, хотя у меня нет никаких доказательств, я ощущаю: вот-вот случится беда. Пока не понимаю, но чувствую приближение…
При виде его обеспокоенного лица я осекаюсь. Наверное, это звучит как бред сумасшедшего. Да, пора все прекращать – продажу бриллиантов, беседы с Холли и прочее, как и требует Марк. А я, наоборот, увязаю все глубже.
Марк возвращается в ванную и обнимает меня, я утыкаюсь ему в грудь и слушаю стук его сердца. Он знает, что мне без него никак.
– Никто никого не ищет, Эрин. Они не смогут. И зачем, если нас считают мертвыми? Милая, дело в другом. Меня больше беспокоит расследование СО-пятнадцать. Так называемый Патрик почти наверняка человек Фостера. Подумай сама: имей Патрик отношение к сумке, полиция давно заметила бы, что он ошивается поблизости, разве нет?
Я молча киваю. Он прав, старший инспектор Фостер в некотором роде может стать нашей страховкой. Марк нежно целует меня в лоб и ведет к постели. Мы снова вместе. Трещина затягивается.
Лежа в кровати, я продолжаю размышлять. Не факт, что полиция обнаружит слежку за мной. У них под носом радикалы переманили на свою сторону беззащитную девушку. Они не заметили, что Эдди сунул нос в мою жизнь. Очень уж многого они не видят.
30. Третье интервью
Суббота, 24 сентября
В комнате для допросов собачий холод, от моей чашки с кофе поднимается пар. Сентябрь выдался просто арктический. Пентонвильский охранник выглядит как персонаж массовки из сериала «Ти Джей Хукер» [41]: десять процентов составляет шляпа, а девяносто – бочкообразная грудь. Возможно, я к нему несправедлива. Он сегодня явно в лучшей форме, чем я – сонная, измученная, словно так и не пришла в себя после резкой смены часовых поясов и климата. Я вспоминаю небо над Бора-Бора, свое нагретое тело, впитывающее солнце, ясные жаркие дни.
Надеюсь, я все же скоро проснусь. А если нет? Что, если я такой и останусь и моя жизнь пройдет в полусне? Марк сейчас где-то там, на холоде, бродит по оживленным улицам Лондона в поисках помещения под офис для новой фирмы. Похоже, его мечты воплощаются в жизнь. Сегодня
