Кошки стражами уселись по бокам от сеньора Экобандодо, словно окончательно приковав его к месту, где застигли. Я отметил, что он обмочился от страха и у него на брюках расползается мокрое пятно, а на лице отразилась паника, которую выдавали дико вращающиеся глаза и кривящиеся губы. Из этого я заключил, что он не может и головой шевельнуть.
Затем сеньор Виво на глазах у толпы, в которой уже все как один стояли на коленях, очень медленно вытащил из-за пояса пистолет и приставил его сеньору Экобандодо к переносице. Здесь я вновь стал свидетелем явления, которое опять не могу объяснить: сеньор Виво вдруг стал невероятно огромен. По моим прикидкам, он вырос примерно на четверть. Я соотнес его макушку с лимонным деревом – объективным мерилом – и убедился, что он остался прежнего роста. Тем не менее, должен признать, складывалось полное впечатление, что он резко увеличился.
Сеньор Виво неумолимо держал пистолет перед лицом каудильо, у которого по щекам уже ручьем текли слезы, а потом сделал нечто весьма неожиданное и удивительное. Он очень медленно отвел пистолет и сунул за пояс.
Сеньор Экобандодо, испытав заметное облегчение, силился изобразить заискивающую улыбку. Говорить он, однако, не мог. Сеньор Виво поднял правую руку, точно целясь из пистолета, и приложил три пальца к сердцу жертвы. Вначале на физиономии сеньора Экобандодо отразилось изумление, затем страдание, он с умоляющим воплем вскинул руки, повернулся вокруг себя и ничком рухнул. Тут толпа исторгла вздох, смысл которого определить не берусь, многие бросились на землю, будто не желая больше видеть происходящее.
Сеньор Виво подошел к лимонному дереву и отвязал коня. Повернулся и тем же путем двинулся обратно, а несколько священников бросились к телу каудильо, дабы совершить последнее причастие. Однако было совершенно ясно, что сеньор Экобандодо непоправимо мертв.
Сеньор Виво медленно продвигался сквозь безмолвную по-прежнему толпу, слышались только пронзительные крики раненой женщины, да серый жеребец топтался у тела бывшего хозяина. Потом конь всхрапнул, повернулся и последовал за сеньором Виво и двумя неизменно грозными ягуарами; он замыкал шествие, посверкивая сбруей, а повод волочился по земле, оставляя след в пыли. В этот момент я впервые заметил на левом мизинце сеньора Виво кольцо, похожее на женское.
Вскрытие, проведенное в тот же день врачами сеньора Экобандодо, выявило инфаркт миокарда. Более того, разрыв сердечной мышцы был так велик, что не представлялось возможным распознать рабочие части органа, и один врач сравнил это с воздействием разрывной пули.
Я последовал за сеньором Виво в центр Ипасуэно, однако вблизи полицейского участка внезапно потерял его из виду. Ночь я провел в своей «гостинице» и был разбужен наутро еще до рассвета приглушенными голосами с улицы и светом фонарей, мелькавшим на стенах моей комнаты.
Я заставил себя подняться и сквозь жалюзи увидел небольшую группу женщин из лагеря, куда-то целеустремленно направлявшихся. Я спешно оделся и последовал за ними, держась на расстоянии, вновь опасаясь принять смерть от их рук. Отряд свернул к улице Конституции, самой широкой в Ипасуэно, со множеством прекрасных жилых домов. Уже занимался день, и я разглядел, что амазонка-предводительница, мне угрожавшая, о чем-то совещается с сеньором Виво, которого сопровождали кошки и серый жеребец, бывшая собственность сеньора Экобандодо.
Внезапно сеньор Виво посмотрел в сторону дерева, за которым я прятался, и сделал мне знак подойти. В смущении и испуге я приблизился, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало, ожидая получить минимум реприманд за подглядывание, но сеньор Виво ни слова не сказал, и я сделал вывод: ему просто желательно, чтобы я свидетельствовал дальнейшие события.
В сопровождении ягуаров и предводительницы женщин сеньор Виво подошел к дому напротив и постучал в дверь. Открыла служанка, они переговорили. Девушка скрылась, и вскоре появился жилец в ночной пижаме. Имел место следующий разговор:
Сеньор Виво: Теперь есть возможность. У вас имеется оружие?
Жилец: Партия осталась. Вам нужно сейчас?
Сеньор Виво: Да, сейчас.
Тут стало заметно, что жилец огорчен. Он приложил руку ко лбу и спросил:
– Вы расквитаетесь за нас обоих?
Сеньор Виво ответил:
– Вы наживались, торгуя смертью. Вы стали причиной ее гибели, но я сделаю это за нас обоих.
Он указал на женщин у калитки – многие из них были вооружены. Предводительница поманила их, и несколько человек проследовали за жильцом в дом. Они вновь появились с двумя большими ящиками и коробками поменьше, явно с боеприпасами. Ящики вскрыли, и женщинам раздали автоматы Калашникова вместе с патронами.
Сеньор Виво велел жильцу детально объяснить, как обращаться с оружием, и тот показал, причем руки у него заметно тряслись, а голос прерывался и дрожал. Те, кто присутствовал, потом обучили тех, кто оставался в лагере.
Затем весь отряд двинулся через город, не скрываясь, поскольку уже часа полтора как рассвело, и на улицах было полно людей. Остановились перед полицейским участком, сеньор Виво вошел туда и возвратился с молодым полицейским без мундира, отсутствие какового, несомненно, преследовало цель не позволить кому-либо записать номер на погонах. Полицейский оказался вторым мужчиной в отряде, не считая меня.
С этого момента процессию возглавил конь сеньора Экобандодо, по-прежнему в полной сбруе, в чепраке с орнаментом, но без седока. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю: командиры отряда хотели, чтобы он привел их в имение, в свой прежний дом, но тогда я испытывал неприятное ощущение, будто лошадь настойчиво нас туда ведет.
До имения, расположенного вдалеке от города, мы добрались только к полудню, проделав трудный путь проселком, что большей частью вился по крутым склонам. В километре от усадьбы отряд сошел с дороги, расположился в долине, огибавшей склон, и отдыхал там до вечера. Я коротал время в попытках побеседовать с сеньором Виво, с предводительницей, которую, как я выяснил, зовут сеньора Фульгенсия Астиз, и другими женщинами. Первые двое не желали замечать моего присутствия, а остальные либо советовали убираться и «спросить у бабочек», либо насмехались, используя такие антиобщественные приемы, как брызганье соком из кожуры апельсинов и обрезков ананаса.
Отчаявшись получить интервью, я вознамерился соснуть среди камней, но был разбужен громадными кошками, которым взбрело в голову использовать меня как подушку. Я пролежал под их ужасающей тяжестью не меньше двух часов, пока кошек не кликнул сам сеньор Виво, даже не потрудившийся извиниться за то, что они подвергли меня столь чудовищному испытанию.
К моему великому сожалению, я не владею большинством подробностей дальнейшего жаркого боя, поскольку женщины рассредоточились, взяв поместье в кольцо, и невозможно было находиться одновременно в разных местах, дабы охватить картину сражения во всей полноте. Однако я все время пребывал подле сеньора Виво, который, не таясь, вступил в ворота усадьбы, и оборонявшиеся, увидев его с кошками и серым жеребцом бывшего хозяина, немедленно ретировались в дом. Сеньор Виво взобрался на лошадь и оставался на подъездной аллее под прицелами осажденных, но никто не отважился стрелять, помня, как мне думается, широко распространенный миф, что любого, кто попытается причинить ему вред, поразит собственная пуля.
