ужастики, лопать вредную еду и разговаривать ночами напролет. Ты очень изменилась за столь короткий срок.
В горле стал ком, который не давал вздохнуть, а в глазах защипало. Тинки прав — мы отдалялись друг от друга. Сейчас я была полностью погружена в музыку, группу и отношения с Сином, забывая о человеке, который понимал, поддерживал, утешал, был всегда на моей стороне. Стыд обжег грудную клетку, а сердце кольнуло от досады — я плохой друг. Тинки всегда интересовался моими делами, проблемами, а я? Знала ли я, что происходит в его жизни?
Поднимаюсь и пересаживаюсь ближе к парню, обвивая его плечи руками и утыкаясь носом в рубашку.
— Прости, Тим, — шепчу, проглатывая слезы и закусывая до боли нижнюю губу.
— Ты чего, Браун? Не пугай так, — смеется тихо друг, взлохмачивая мои волосы.
— Нам надо устроить вечер посиделок за просмотром ужастиков.
— О, конечно, если твой бойфренд разрешит, — произносит с сарказмом в голосе друг, а я фыркаю: так непривычно. Бойфренд. — Не хочу потом ходить с фингалом под глазом, как Оззи. Даже это не мешает ему дальше охмурять наивных девочек.
— Конечно, — вздыхаю и расслабленно улыбаюсь.
— Привет, — раздается за спиной знакомый холодный голос. Резко оборачиваюсь, встречаясь глазами с Эвансом, который стоит с сжатыми в тонкую линию губами, скрестив недовольно руки на груди.
— Привет, — прочищаю горло и неловко отстраняюсь от Тинки. Тот сидит с не менее озадаченным и озабоченным лицом, глядя куда-то на стеллажи с книгами. — Э-э-э… почему ты здесь?
— Джинет, — ледяным тоном говорит Син, и я невольно ёжусь, — ты написала, что будешь в библиотеке, и чтобы я тебя забрал.
— Да, но…
— Но что? — сердится парень, а мои брови сдвигаются к переносице. Почему он злится? Что я сделала? Такое впечатление, будто с любовником застукал, а не с другом.
— Джи, продолжим завтра, ладно? — улыбается ободряюще Тинки и собирает учебники. Я разочарованно выдыхаю и киваю в ответ. — Не забудь то, что я тебе объяснял, и перепиши выделенные абзацы.
— Тим, спасибо, — быстро бросаю в спину удаляющемуся другу и перевожу недовольный взгляд на Эванса, который наблюдает за Чемптоном прищуренными глазами.
— И что это было? — спрашивает он, когда внедорожник вливается в поток машин. Вечер пятницы, на автомагистралях Эдмонтона пробки — все хотят поскорее вернуться домой в тепло и уют подальше от промозглой погоды и холода.
— Мне тоже хотелось бы знать, — язвительно кидаю и хмурюсь. — Мне нельзя позаниматься со своим другом? Из-за постоянных репетиций я отстаю по учебе вообще-то.
— Позаниматься, а не позажиматься, — хмыкает Син, приоткрывая окно, и закуривает.
— Мы не зажимались! — поворачиваюсь и возмущенно смотрю на него. — Тинки — мой друг…
— Оззи тоже твой друг, — перебивает Эванс, ухмыляясь и выпуская из губ серый дым.
Снова. Он при любой возможности напоминает про вечер Хэллоуина.
— Тогда, может, и Тинки разукрасишь лицо? — ехидно бросаю, глядя на идеальный профиль парня.
— Может.
Фыркаю и отворачиваюсь, закатывая глаза. Не думала, что Эванс такой собственник и ревнивец. Боже, он ревнует меня к Тиму! Умереть не встать. Умора да и только!
— Или пометишь меня, — продолжаю раздраженно, пока машина двигается в пробке со скоростью улитки. Брови Сина удивленно ползут на лоб, а губы складываются в ленивую улыбочку, от которой волоски на коже встают дыбом. Зря я это ляпнула, ох зря.
— Пометить… двусмысленно звучит, Джинет, — томно произносит Эванс, глядя исподлобья. Тепло разливается по всему телу до кончиков пальцев, которые приятно покалывают.
— Какой ты пошлый, — бормочу, ерзая на сиденье, будто оно бьет током, и вся сжимаюсь от странной атмосферы, заполняющей салон машины.
— Нет, малышка, это ты пошлая, — посмеивается Син, а его ладонь ползет вверх по моей ноге. — Могу пометить тебя прямо здесь и сейчас, если так не терпится.
— Эй! — ударяю по руке и говорю, повышая голос: — Следи за дорогой!
— Конечно, — усмехается Эванс и чуть тише добавляет: — Что-то стало жарко, да?
Парень расстегивает пару пуговиц на рубашке, и мои глаза округляются. Что этот псих задумал? Мы в пробке, а он устраивает стриптиз.
— Тебе не жарко? — Эванс окидывает меня насмешливым взглядом, и перед взором мелькает оголенный участок бледной кожи, а я шиплю:
— Больной что ли?
— Да нет, здоровый, я же тебе говорил уже.
— Справку покажи, что-то не верится, — ехидничаю, а Син разражается хохотом, и бросает в ответ:
— Обязательно, все ради тебя, Джинет.
Издаю беспомощный рык и отворачиваюсь, сжимая пальцы в кулаки. Какой же он… Точно сейчас тресну.
— Люблю тебя злить, — его губы почти невесомо скользят по щеке, и я вздрагиваю, ощущая, как тело покрывается мурашками.
Син целует в висок, отстраняется, удовлетворенно улыбаясь, а внедорожник наконец-то набирает скорость, как и мое сердце, вырывающееся из груди. И правда… жарко в салоне.
— Куда мы едем? — задумчиво протягиваю, глядя в окно автомобиля, который несется по Энтони Хендей Драйв в сторону пригорода Северного Эдмонтона. За стеклом мелькают голые деревья, маленькие частные домики, немногочисленные забегаловки, магазины и редкие прохожие.
— Скоро узнаешь, — загадочно отвечает Эванс, а я нервно кусаю губы.
Через некоторое время внедорожник тормозит возле двухэтажного здания, выкрашенного в персиковый оттенок, за окнами которого горит свет.
— Давненько здесь не был, — с грустью в голосе говорит Син и берет с заднего сиденья пакеты. Я их сначала не заметила.
Он здоровается с полноватой афроамериканкой. Женщина встречает нас, как только заходим внутрь. Эванс тепло улыбается ей и здоровается:
— Привет, Айна.
— Синъити, мой мальчик, как давно не приезжал, — прижимает эмоциональная женщина парня к своей груди и улыбается.
Синъити? Айна замечает меня, замершую посреди светлого холла, уставленного цветами, и ее улыбка становится еще шире.
— Кто эта милая леди с тобой?
Отвожу робко глаза в сторону, переминаясь с ноги на ногу. Син откашливается и ставит пакеты на пол, кидая на меня мимолетный взгляд.
— Это моя девушка — Джи. Джи — это Айна, директор приюта для сирот.
Я пожимаю сухую мозолистую руку доброжелательной женщины и оглядываюсь. Значит, мы в приюте, ничего себе. На одной из стен висят детские рисунки и фотографии, другая разрисована яркими цветами, бабочками и облаками. Эванс все больше поражает и раскрывается с разных сторон.
— Черелин не так давно заезжала, — рассказывает Айна, поднимаясь на второй этаж. Мы идем следом за ней и останавливаемся возле двойных дверей, за стеклами которых играют дети. — Они постоянно спрашивают о тебе, Синъити, и вспоминают.
Перевожу взгляд на Эванса и сразу опускаю на свои сжатые руки. На лице парня смешались боль и радость, а губ коснулась печальная улыбка — таким уязвимым еще его не
