id="id36">
Глава 36. К солнцу
Лалтхи овладело оцепенение. Нет, это было не воздействие Чжойла, который сейчас крутился на одном месте, баюкая обожжённую руку. Цепочка, на которой висел кулон древнего, не порвалась и необычное украшение, выпало из руки Чжойла. Она, механически, стала убирать его под одежду и, вот странно, почувствовала, что оно вдруг стало совсем холодным, словно растратило свою силу.
Искательница даже не сразу поняла, что чувства вернулись к ней. Сейчас она отчётливо ощущала беспорядочное трепыхание — всё, что осталось от жизни древнего. Ей невыносимо было смотреть на изломанное тело и в тоже время, у неё не было сил оторвать от него взгляд. Чтобы хоть немного отвлечься она сосредоточилась на разломанной винтовке, лежавшей неподалёку. А потом, внезапно, внутри него что-то ударило, раз, два. Лежавший навзничь, древний выгнулся в какой-то жуткой судороге. Мгновени и искательница почувствовала, как что-то внутри насильно навязало ему биение жизни. Оно теперь было совсем не таким как раньше, внутри у него теперь словно бы работал какой-то механизм. Удары жизни шли один за другим с одинаковыми интервалами, чего никогда ещё не чувствовала девушка. Потом случилось, то, чего она в последствие никак не могла объяснить, в его голове словно бы проскочила крохотная молния, ничтожная тень тех настоящих небесных молний, способных разрушить всё, к чему прикоснуться, и эта молния насильно вернула его назад. С каким-то жутким потусторонним хрипом в грудь древнего ворвалось дыхание и вновь покинуло его с ещё более отвратительным звуком. Посреди кровавого месива, которое ещё недавно было лицом, внезапно распахнулся один единственный глаз невозможного небесно-голубого цвета.
Древний начал неловко подниматься с пола. Поскользнулся, упал, потом всё же с трудом поднялся. Обе нижние его руки болтались бесполезными плетями. Тело явно слушалось плохо, и всё же он стоял, пусть и покачиваясь из стороны в сторону. Он сунул за спину руку, доставая оттуда свою странную винтовку с восьмиугольным стволом, а потом заговорил. Левый угол рта обвис и из-за этого голос его приобрёл шамкающее старческое звучание, но совсем не утратил издевательских ноток:
— Го-ошпо-ошину-ушша — прошамкал он, снова растягивая слоги — это вшо, шо ты пшибешёг дшя шеня или ещё шо-нибушь бушеш?
Лалтхи шокировано смотрела на него. Раскачиваясь как деревце в ураган, он говорил так, словно бы, оружие Чжойла совсем не причинило ему вреда. С явным трудом он вскинул свою винтовку, ища взглядом в комнате цель. Лалтхи обернулась и вдруг поняла, что не чувствует Чжойла, он просто растворился в темноте, от него остался только мерзкий запах палёного мяса. Все кем он управлял, сидели или лежали на полу, некоторые хватались за головы. Многие раскачивались взад вперёд или из стороны в сторону, как умалишённые.
— Кшашотшка, шуда, этот ушод, пожевался? Чщо-шо я ешо не вижу — прошамкал древний. Он достал с пояса какую-то круглую штуку и поднёс к лицу. Вдруг из неё хлынул поток странной жижи. Касаясь остатков, его лица она превращалась в пену, почти мгновенно застывающую серой коркой. Закончив наносить её на лицо, древний шумно дунул носом, или тем, что от него осталось, высморкнув ошмётки пены, пополам со сгустками крови.
— А, а… п-прости, я… я его не чувствую… А, а, а это… как это ты? У тебя там, это, в груди, машина? — пролепетала потрясённая Лалтхи.
Древний пальцем проделал щель в серой корке там, где должен находиться рот и снова заговорил.
— В адшу шегошня непшиёмный дешнь, шазали, шоб я в дшугой шаз пшишодил — он шумно сплюнул остатки пены, в которой попадалось что-то белое, зубы, наверное — А в гшуди у меня пшаменный мотош, на ядешной баташее.
— Б’йатьа… чём?
— Беш шажнишы. Гже эшош ушодеш? — зашамкал древний, в голосе его слышалось недовольство.
— Он… он… он сбежал, я его по-прежнему не чувствую… — пролепетала девушка, шокировано глядя на древнего, заливавшего всё той же пеной дырки в своей броне. Доспехи его опять местами стали невидимыми и теперь, казалось, что в нем образовалось множество сквозных дыр.
— Вош, кошда не наждо, ты на што тыщь шахов чуешь — недовольно прошамкал древний — а кошда наждо ш тебя пшоку как ш ко… в ошщем невашно — он на глазах приходил в себя — а вошпитаннишы тшвои, гже? Они в шплен обе пшопшали.
— Я… я их не чувствую — в отличие от четырехрукого. Лалтхи всё не как не могла отойти от шока, после воскрешения древнего.
— Шнашать ваш вше в четыше… — он снова громко сплюнул кровавое месиво — в обшем невашно. Шошли ишшать.
Древний двинулся вдоль стены комнаты, не опуская своей винтовки. Он шёл всё увереннее и быстрее. Лалтхи осталась возле двери. Идти в темноту ей сейчас отчего-то совершенно не хотелось. В ней вдруг появился маленький мерзкий страшок. Но вместе с ним возникло желание переложить всё на древнего, почему-то казалось что он способен разобраться с чем угодно. А раз так, то ей идти совсем никуда и не надо. С этой мыслью девушка опустилась на пол и стала ждать. Примерно через полчаса вернулся недовольный древний, судя по всему он ничего не нашёл. несколько минут он простоял, видимо просто отдыхая а потом прошамкал:
— Ты джавай ждешь поищи я пойшу кошидош шазминишовать — он двинулся к двери. Латлхи, непроизвольно подалась за ним, но он, как-то заметил, несмотря на то, что был к ней спиной и сказал — я шкажал шдешь шиди, а тшо еще ошчолчами жачепиш.
Девушка на мгновение остановилась, а потом сказала:
— Я-я с тобой пойду! Ты еле на ногах держишься. А я любую мину на расстоянии найти могу.
— Ша лашно мше не в пешвой. Шиди говошу… жа эшими пшигляжи луше. Ешли ш тобой шо шлушитьшя мше Шайшми шолову отшутшит.
— Лайшми, а откуда ты её знаешь? — потрясённо спросила девушка. Древний никак не реагировал, уходя в дверь. Такого обращения с собой искательница терпеть совершенно не собиралась, к тому же её кулон, а она его считала полностью своим и сейчас воспринимала, так, словно, он всегда ей принадлежал, стал нагреваться, придавая ей уверенности в своих силах — а ну-ка не смей меня игнорировать, ты жестянка четырёхрукая. Или моего удара хочешь попробовать?! — гнев закипел в Лалтхи, мгновенно выветрив все те немногие сантименты, которые она успела себе надумать, пока древний был мёртв.
— Мше говошить бошно, потом шашкашу… — повернувшись прошамкал он — аш вош деши — он покопался в своём доспехе и достал откуда-то странного вида маленькое кольцо. Вроде гайки, только
