— Вы же должны сидеть под домашним арестом?
— А что, здесь менее надежное место?
Хаким своего добился — я стал подавать ему реплики. Пакистанец капризным жестом отправил любопытную толпу прочь и предложил мне сесть.
— Я сказал имаму, что забыл здесь свой паспорт, — начал я, чтобы покончить с несущественным. — Спасибо, что вы мне его только что вернули.
Лицо Хакима расправилось — он уже собирался было протестовать. Теперь сообразил.
— Так в чем дело?
Я рассказал ему про странную встречу с русским офицером. Хаким казался искренне заинтригованным. Он даже стал прохаживаться по кабинету, поигрывая стеком. Одно ясно — голову он мне тогда не морочил. Они с Таировым — если это был Таиров — в Талукане не пересеклись.
— Вы все же склонны полагать, что это он или не он?
Я объяснил ему про старую фотографию, бороду, мимолетность взгляда.
— Интересно, интересно, — повторял пакистанец, не переставая мерять шагами комнату. — Разумеется, этот вопрос надо прояснить.
Однако действовать необдуманно Хаким не спешил — и я его за это не осуждал.
— Я подумаю, как лучше всего навести справки. Если получится, сегодня, нет — завтра. Вы предпочитаете ждать результата здесь или все же пойдете домой?
Это он так пошутил.
— Раз это дело может затянуться, пойду домой, — сказал я. — Вы же придумаете, зачем я могу вам срочно понадобиться?
— Я поеду в штаб прямо сейчас! — решил пакистанец. — И вас заодно довезут до мечети.
Затягивать сеанс общения с Хакимом мне не хотелось. Вы можете очень любить змей, но вы ведь испытаете облегчение, когда закроете за коброй крышку террариума!
— Я дойду.
— Вы хотите, чтобы вас снова задержал патруль? Он может отвести вас в место, где вас не будет ждать друг.
Теперь мы уже стали друзьями! Посмотрим, как будет дальше.
Хаким открыл дверцу шкафа. Я ожидал, что он вытащит оттуда чапан, ну, может, особого, пакистанского, покроя. Но нет — у него была шинель, а на голову — фуражка. Потом он натянул на руки перчатки из тонкой черной кожи. Тут он вышел из-за стола, и я увидел, что на ногах у него — галифе и высокие ботинки на шнуровке. И когда — последний штрих — пакистанец взял в руку стек, он, если не смотреть на лицо, ничем не отличался от офицера британской колониальной армии. Мне неслучайно пришел в голову Иди Амин Дада и его четверо белых носильщиков!
Джип высадил пакистанца у базы Масуда и довез меня до мечети. Добрейший Мухаммад Джума встретил меня с видимым облегчением и еще более очевидным желанием продолжить наши душеспасительные беседы за пиалой-другой зеленого чая. Но я уже едва стоял на ногах. Таблетки, текила, постель!
От печки пахло ладаном. Впервые за шесть дней я заснул, как засыпаю обычно — едва коснувшись головой подушки.
День седьмой
1
А дальше все закрутилось так, что следующих двух ночей — седьмой и восьмой по счету — у меня не было. Это я уже потом, в девятую ночь восстановил все события. Что было несложно — такое вряд ли забудешь сразу.
Итак, прошлой ночью я ненадолго заснул. Сквозь сон я услышал гулкий топот, голоса, звук открываемой двери — моей двери. Сквозь веки я чувствовал направленный прямо в лицо луч карманного фонаря, в грудь мне уткнулся ствол автомата. Друзья будят тебя по-другому.
Я открыл глаза. Нет, эти люди точно пришли не для того, чтобы поставить мне градусник! Кто-то — я плохо видел из-за слепящего света — попытался стянуть меня с лежанки, но сил у этого кого-то не хватило. Я поднялся сам. Вокруг несколько голосов отдавало мне короткие приказы. Смысл происходящего был понятен — я надел ботинки и натянул свою куртку, с удовлетворением отметив тяжесть в правом внутреннем кармане. Перед сном меня осенило положить туда фляжку с текилой. Из комнатки я вышел сам, а дальше меня толкали стволами. Мы куда-то очень спешили.
Во дворе стояли в бурнусах мулла и имам. Добрейший Мухаммад Джума уже не пытался воспротивиться моему увозу — похоже, он с талибами успел поговорить.
— Я спросил имя старшего патруля, он мне сказал, — только и вымолвил он.
Это был хороший знак — по крайней мере, концы можно сыскать! Имам использовал отпущенные ему две секунды, чтобы дать мне самую важную информацию из той, которой он располагал.
Меня затолкали в армейский джип с брезентовым верхом, и машина тут же тронулась, покачиваясь на выбоинах. Я сидел посередине заднего сиденья, стиснутый с обеих сторон детьми с автоматами. Ночь была темной — фары выхватывали лужи на дороге, светлые проплешины на стволах платанов, глиняные стены дворов. У двадцатидолларовых «касио» по сравнению с моим миллионерским «патек филиппом» было большое преимущество — экран подсвечивался. Я снова этим воспользовался: было около половины третьего. Куда меня везли? По чьему указанию, я догадывался. Скорее всего, давал о себе знать Хаким Касем. Он вряд ли попросил бы патруль быть с интернированным поделикатнее.
Однако джип проскочил поворот на тюрьму. Мы выехали на центральную улицу, которая скоро перешла в шоссе. Меня везли на восток — туда, где мы снимали осликов и где были похищены ребята. Машина проскочила кладбище, вон то поле со старой ветлой за мостиком, вот дом связиста, который пытался зарядить наш аккумулятор. Но джип не сбавлял скорости.
Мы подъехали к самым горам. Машина съехала с твердого покрытия — асфальтовой дорогу назвать можно было лишь с большой натяжкой — и запрыгала козлом на ухабах. Справа показалась глухая мазаная стена, и джип затормозил у входа во двор. Мы отъехали от мечети на восемь километров, на три после кладбища — я, естественно, следил по счетчику, благо, сидел посередине.
Мои тюремщики — что-то их много стало в последнее время — связались с кем-то по рации. Речь шла обо мне — старший пару раз покосился в мою сторону. Какое-то у них, похоже, было изменение программы. Ну что, прокатились — теперь домой? Нет, инструкции были другие.
Дом — похоже, это был хутор, прижавшийся одним боком к склону горы, — был заброшен. Меня втолкнули в большую комнату, где в качестве обстановки были обрывки газет и циновок, куски битого кирпича и вспоротый матрас с парой освобожденных пружин. Окно было забрано решетками, но стекол в нем не было. Дверь за мной закрылась, и я услышал звук задвигаемого засова. Потом хлопнули дверцы машины, зафырчал двигатель, и джип уехал. Я слышал даже, как зашуршали шины, когда он выехал на шоссе.
В комнате было не теплее, чем на улице. Сидеть все равно было не на чем, и я принялся ходить взад-вперед, чтобы согреться. Пошатал решетку на окне, даже постучал по ней обломком кирпича. Однако заделана она была на славу: кирпич крошился, а ничего увесистее в комнате не наблюдалось. В двери замка не было, и запиралась она на толстенный засов — но снаружи, я хорошо разглядел его, когда на него светили талибы. Для очистки совести я все же ткнулся пару раз в дверь плечом — нет, засов мне было не разболтать. Горло у меня было заложено, голова — тяжелая, но таблетки тем не менее делали свое дело — шаровая молния из меня улетела. И главное, на этот раз главный предмет из набора для выживания был при мне. Я открутил пробку фляжки и с наслаждением, но дозируя, чтобы хватило подольше, влил в себя глоток энергоносителя.
