Из дневника Айвена Джошуа Чемберса:
"Солу и его команде, а так же некоторым сотрудникам Института до прихода Сола к руководству проектом, удалось проникнуть в триста шестьдесят сопряженных миров из пятисот двенадцати обнаруженных. Гигантский рост числа исследований мешал координации. Некому было анализировать и систематизировать колоссальный объем новых знаний. Исполнителей много, количество тем исследований росло в геометрической прогрессии, однако аналитиков,я сейчас это ясно вижу,катастрофически не хватало. Вообще-то, как я понимаю анализ, им занимались только Сол и Джипси, но в большей мере Джипси. И то, в последнее время, когда начались между ними разногласия из-за общей философии исследований, решения принимал Сол, единолично, и часто руководствуясь своими соображениями. Институт понемногу становился неуправляемым. Всё чересчур завязано на Сола, а он слишком разбрасывался, хватался за всё сразу и ничего не доводил до конца, а позже все его мысли и силы забрал Великий Эксперимент. Ещё один аналитик, собственно и создавший математическую базу теории сопряжённых миров, Вадим Панов ушёл слишком рано, чтобы остановить Сильвестра Вильгаупта или, хотя бы, немного поумерить его пыл. Напомню, Панов — это тот русский, математик,открывший сопряжённые пространства. Он доказал, что вокруг каждого мира ветвятся отражения, возможные вероятностные миры, чем их больше, тем жизнеспособнее мир. Эти миры можно видеть, но повлиять на нихнельзя. Панов — вечный оппонент Сола, он погиб при неудачном эксперименте в Институте. Стробоскоп Панова — довольно презабавный прибор. Он позволяет видеть, как ветвятся миры, создавая вокруг каждого человека всевозможные отражения — бесчисленные варианты желаний, действий,слов. А при более глубоких проникновениях можно отследить различные варианты его жизни. Собственно, именно этот прибор позволил мне просмотреть возможности моей внучки Кэтрин, и это было одной из причин, почемуя не стал менять завещание, утвердившись в правильности первоначального варианта. Вновь разрабатывая и испытывая этот прибор, я преодолел немало трудностей. Очень многих компонентов в нашем мире не было в самом принципе, не было ни теории, ни технологии для их производства. Приходилось изобретать всё заново, искать местные аналоги. В результате прототип стробоскопа получился очень громоздким. Пришлось воспользоваться своим даром миропроходца и посетить несколько технологически более развитых миров. И ничего! Всё это было неприменимо у нас. Мы слишком далеко разошлись. И всё же мне удалось построить компактный, пусть и слегка примитизированный, стробоскоп в Роузвудском поместье, и даже активно его использовать. Он находится на виду и в то же время заметить его невозможно, даже если прикоснуться к нему. Если не знаешь о нём, то его практически не видно"...
***
— Вопросы, вопросы... Одни вопросы! Где же ответы? Где чертежи, схемы? Где сам стробоскоп, чёрт его побери!!! Нет, я слишком хорошо знала своего деда, он не мог уничтожить прибор. Что это? Как он выглядит здесь? Никак не могу понять, в чём тут секрет? Мне нужен ответ на вопрос: почему такая хорошая идея, такое нужное дело привело к гибели целого мира? А без стробоскопа...
— Баронесса, к вам с визитом...
— Прочь!!! Я же сказала, не беспокоить меня!
Дворецкий отпрянул, бесшумно закрыв дверь. Кэтрин Чемберс поморщилась, но тут же забыла о нём и, перевернув страницу, снова уткнулась в тетрадь.
***
Из дневника Айвена Джошуа Чемберса:
«Некоторые эксперименты и пространства не удалось интерпретировать однозначно. Что это было, где — непонятно. Пустые пространства. Межмировые пустоты. Великая Пустота, Глубина, Бездна... Куда мечтал проникнуть Сол? Что это? Загадка, тайна, требующая решения.
Сожженные миры. Их обнаружили первые миропроходцы, ещё до Сола. Миры, пережившие катастрофу. Биосфера уничтожена. Нет ничего сложнее грибов и плесени, растущей на остатках высших организмов. Я побывал в такихсопряжениях. Но до этого долгое время учился управлять гигантским объёмом знаний, втиснутых в мозг. Постепенно мне удалось остановить хаос видений, картин, полёт призрачных чисел. Позже, много позже, я набрёл на теорию Панова. Математиком он был неплохим, но наша математика не давала ключа к расшифровке вычислений этого гения. Пришлось самому разрабатывать шаткие мостки, позволяющие понять всю грандиозность идей гениального русского учёного. Вместе с этим пришло понимание навигации среди сопряжённых миров. Однажды я просто увидел всю гиперсферу, в которую складываются сопряжения — она расцвела перед глазами гигантским георгином, брызнула цепочками лепестков, захватила своей грандиозностью, равной по замыслу самой Вселенной. Я определил своё место в ней, и направление следующего перемещения. Будто с глаз спала пелена, пространства открылись во всех гранях. Можно было бы уйти в вечные странствия между мирами, но к этому времени у меня на руках осталась Кэтрин, ей тогда было чуть больше года. И всё же я потратил немало времени на перемещения между сопряжёнными мирами. Во многие без специального оборудования лучше не соваться. Тут здорово пригодилась бы та черепаха, в которую нас с Билли затолкали во время подготовки Великого Эксперимента, но, увы, она разделила судьбу своего мира. Я несколько раз пытался проникнуть в мир Джипси, чтобы по остаткам катастрофы понять, что же именно с ним произошло, но тщетно. Мир исчез, на его месте не возникло подобного — без Сола, Джипси и Института — не было и выжженной пустыни, не было вообще ничего. Бытие зарубцевалось, это выглядело как упругая, серая пустота. Попадаешь туда и ощущаешь перед собой стену, по ней можно бить, бесконечно и сильно стучать кулаками, но она гасит твои удары, гасит слова и мысли. Потом наступает удушье — не физическое, а... как бы это объяснить... умственное удушье, если таковое может быть. Из рубца просто всплываешь, как из глубокого речного омута, потом долго лежишь и думаешь: «Какое счастье, что я оттуда выбрался!»...
