требователен к себе.
Я же вижу ситуацию несколько шире. Не всякий на его месте смог бы вот так безоговорочно принять чужих детей. И, уж тем более, не каждый бы стольким пожертвовал ради любимой женщины. Он ведь выбрал ее, не задумываясь, поставив на кон привычную жизнь и взвалив на себя, восемнадцатилетнего, ответственность, которую мало какой взрослый мужик захотел или смог бы на себя взять. Многие ли так любят? Нет. Сейчас такого не встретишь. Мы живем во времена, когда никто не готов жертвовать. Где каждый выбирает себя. Свой комфорт, душевный покой и перспективы на будущее. Федор же выбрал любовь…
И тут у вас, должно быть, возникнет ехидное – все так, но любит-то он, Диночка, не тебя. А я вам отвечу – это понятно. Другое дело, что разглядев в нем эти качества, очень трудно не мечтать, не ставить себя на место женщины, которую он вновь полюбит. Не представлять, а как это, когда тебя любят… так? Даже понимая, каким мазохизмом от этого веет.
А еще он очень напоминает мне папу. Не внешне, конечно. Своим отношением к детям, да, наверное, и к жизни в целом.
– Ну, вот и все…
Встряхиваюсь.
– Угу. Чудесный был вечер.
Фед хмурится, но кивает. Снимает руку с коробки передач и обхватывает пальцами руль.
– Нормальный. Учитывая, что я вообще не знал, чего ждать.
– У тебя замечательная мама и отличный отец. Я рада, что нам удалось пообщаться.
– Ой, только не надо этого!
– Чего? – удивленно двскидываю брови. Мальчишки на заднем сиденье спят, склонившись головами друг к другу.
– Ты же все слышала, что он говорил.
– А, ты об этом… – пожимаю плечами. – Да, слышала. Но это никак не испортило моего впечатления. И потом, мы с тобой классно повеселились. Ты обалденно танцуешь.
Фед косится на меня. Несущиеся нам навстречу фонари скользят по его лицу. И блестят на белоснежных, обнажившихся в кривой улыбке зубах:
– Я ходил на танцы.
– Серьезно? – смеюсь.
– Ага. Целых пять лет. Не хотел расстраивать маму. Ей нравилось наблюдать, как я вальсирую.
– И я ее очень хорошо понимаю. Кстати, спасибо, что за меня вступился.
– Когда?
– Когда отец пытался тебя убедить, что мы не пара.
Это правда дорого стоит. То, что Фед бросился на мою защиту так рьяно. Не задумываясь… И вообще. Будто доказывая, что я в нем ни на грамм ни ошиблась.
– Ты же сказала, что тебя его слова не задели. Выходит, врала?
– Нет, что ты. Тут в другом дело. Твоего отца я понимаю прекрасно.
– Чег-о-о-о? – протягивает недоверчиво Фед.
– Слушай, как ни крути, а в глазах старшего поколения я действительно не самая лучшая партия для тебя.
– Это еще почему?
– Я старше.
– Пффф… – Федор закатывает глаза. И это, надо сказать, производит впечатление. Мне очень хочется верить, что для него наша восьмилетняя разница в возрасте действительно не имеет значения.
– Опытнее.
– Разве это не плюс?
– Не всегда. Все зависит от багажа. У меня он не самый лучший.
– В каком это смысле?
– Да в принципе… Как-то не складывается у меня жизнь. Слушай, давай лучше сменим тему.
– Ты о своем ребенке?
Я едва ощутимо вздрагиваю. На ветровое стекло одна за другой приземляются в танце снежинки. Фед включает дворники, а мне так хочется опустить стекло и, набрав немного снега в ладони, растереть им пылающее лицо. Может быть, у меня опять температура?
– Что с ним случилось?
– С ней, – поправляю. – Да ничего, банальный выкидыш.
Мы едем, не сбавляя скорости, будто соревнуясь с блеклым колесом луны, что лениво перекатывается, догоняя нас, с одной еловой запорошенной снегом макушки на другую.
– Когда это случилось?
– Год назад.
– Да уж. Тот год был, наверное, худшим за всю историю наблюдений.
– Уверена, найдется много людей, готовых с тобой поспорить. Несчастья случаются всегда. Не с нами, так с другими.
Фед нехотя кивает. Выжидает еще пару минут и все же интересуется:
– Ну а с отцом ребенка вы почему расстались?
– Да просто не сложилось.
– Ты его любила?
Отвлекаюсь от созерцания проносящихся за окном пейзажей и принимаюсь сосредоточенно разглядывать Федора.
– А ты почему интересуешься?
– Не знаю. Мы же вместе. Наверное, будет неплохо хоть что-то друг о друге узнать.
– Да, наверное. У нас с Гариповым, как оказалось, слишком разные ценности.
– Это тот смазливый, в костюме? Еще в больницу к тебе приходил…
– А, да… Занятная характеристика, – улыбаюсь. Такими темпами я скоро поверю в то, что Фед меня ревнует.
– Вы поддерживаете отношения?
– В общем-то, нет.
– Тогда на хрена он приперся?
– Проведать, – пожимаю плечами и прячу улыбку в руке.
– Понятно, вы из тех тошнотворных парочек, что расстаются друзьями.
– Да-а-а, – все-таки смеюсь.
– Знаешь, ты просто удивительная. Я… – Фед растерянно проводит рукой по ежику на голове, – не встречал людей такой… широты души.
– Ты так решил, потому что мы с Гариповым не расстались врагами?
– И поэтому тоже.
– Тогда спешу тебя разочаровать. Это мне дается нелегко. Иной раз я едва держусь.
– Правда?
– Угу. Клянусь, иногда мне хочется вцепиться в его морду, или уничтожить все, что ему дорого, или… короче, всячески по нему пройтись.
– И ведь это тебе вполне по силам, – замечает Федор.
– Боюсь, что так, – вынуждена признать я.
– Но ты этого не делаешь. А значит, что?
– Что? – облизываю губы.
– Ты удивительная.
Ладно. Пусть. Мне нравится…
– По-моему, ты просто прощупываешь почву под ногами.
– В каком это смысле?
– Ну, не знаю. Наверное, хочешь понять, чего от меня ждать, когда мы расстанемся.
– Неделю назад ты сказала, что я могу идти на все четыре стороны.
Я открываю рот.
– Да, так и было.
– Как видишь, я все еще здесь. И никуда уходить не собираюсь, – жестко замечает Фед. Я невольно ежусь, взбудораженная исходящей от него энергией. Знал бы он, как мне хочется в это верить. Но, если быть реалистом до конца, шансы на это
