Книга Злодейка чужого мира - Екатерина Белова

Под вечер гуляла с Верном и Хрисанфом, взяв их под руки и наплевав на все правила этикета. Иногда болтала с Мечтателем, хотя в его обществе было откровенно неуютно. И к концу недели она уже не могла разобраться, чего хочет больше. Она работала с семнадцати лет, училась на вечернем, сидела ночами за курсовыми, потом за дипломом, после за проектами. И здесь, посреди Чернотайи, она все ещё оставалась маленькой и чужой. Инопланетянкой, которая, лишившись своих исследований и мотивации, не знала, куда деть руки.

Однажды она набралась смелости и спустилась в долину, изучая быт новой полурастительной расы. Рассматривала их сады, устройство домов и их самих любопытными глазами. Основной проблемой те почитали одежду, поскольку технология так называемого магического хвата была им недоступна, а шить они давно разучились. Приходилось учиться самим. Бывшие мастера, ученые, бойцы и ремесленники осваивали свой нехитрый быт, и Ясмин им не нравилась. Ее пускали, потому что она была дочерью мастера Гербе.

В один из таких дней ее застал Абаль.

Она столкнулась с ним в одном из нижних садов, осматривая тощие хвосты моркови. А потом подняла голову и увидела Абаля, которые резал долину быстрым шагом, а за ним золотистой козочкой скакала Айрис, время от времени упираясь и заламывая руки. Со стороны они выглядели, как хозяин с капризным питомцем на прогулке. И роль питомца принадлежала явно не Абалю.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он у Ясмин неприятным тоном.

— Морковь не принимается! — с ответным раздражением сказала Айрис и ткнула пальцем в грядку с недоразумением.

— Плевать, — отрезал тот. — Быстро иди домой. Ты хоть понимаешь, что здесь живет? И как нежно это что-то любит Варду и тебя в частности?

Из ближайшего куста вроде бы акации вылез Хрисанф и демонстративно отряхнул сначала штаны, после крупные, перемазанные в земле руки.

— Да ты не бойся, мастер Тихой волны, я туточки, и Миночка всегда при мне.

Ясмин посмотрела с недоумением. Звучало это так, словно именно он пришёл проведать морковь, а ее взял по старой памяти, как любимую колбу. Наверное, Абаль подумал то же самое. Глаза у него полыхнули какой-то странной вороной синью, как блик на исчерна-сапфировой ткани. Она мгновенно забыла и про Хрисанфа и про морковь, только жадно уставилась в эти инопланетные глаза, считывая эмоции. Опомнилась только когда Абаль уставился в ответ, и она начала проигрывать в переглядки. Медленно поднялась, чувствуя себя семнадцатилетней девочкой, которой нравится одноклассник.

— Ты часто здесь бываешь, Айрис? — спросила она, выгадывая время.

— Нет, — Айрис обдала ее холодом синих глаз и поджала красивый ротик.

Ей-то она что сделала? Не умерла?

— Хватит злиться, — сказала Ясмин примирительно. — Я все равно твоя сестра, а поскольку последние пятнадцать лет меня не было дома, у всех моих прегрешений истёк срок давности.

— Я не злюсь, — продолжала злиться Айрис.

Хоть бы улыбнулась. Но от Айрис шло явное и открытое пренебрежение, имеющее целью только ранить. Ясмин беспомощно переглянулась с Хрисанфом и пожала плечами. Ну, она пыталась.

— Тогда можно возвращаться.

Она подошла к колодцу, который называла колодцем только потому, что не могла найти название созданной водопроводной системе. Небольшой каменный краник, из которого бесконечно текла вода, падая в белую чашу, опоясывающую его. И, должно быть, каждый раз эта вода проходила систему очистки, поскольку здесь можно было как помыть руки, так и напиться.

— Знаешь, Айрис, — с досадой сказала Ясмин. — Тебе нужно приглядеться к Верну, вы с ним замечательно поладите.

Хрисанф обидно хмыкнул, а Абаль симулировал глухоту, но угол губ у него намекающие подрагивал. Айрис перевела взгляд с них на Ясмин и несколько секунд задыхалась от возмущения. А когда Ясмин подошла обратно, вдруг резко развернулась и бросилась бежать прочь, только золотая коса хлестала тонкие плечики.

— Эй, ты меня забыла, — крикнул Абаль вслед, но попытки пойти за ней не сделал. Потёр озабоченно лоб. — Ну что за ребёнок. Никаких манер.

На его голос обернулась несколько женщин, ввозившихся в саду, и некоторые из них выглядели женщинами весьма условно. На их лицах читалось любопытство, насторожённость и затаенная неприязнь. Ясмин сразу же ощутила себя взрослой агрессивной теткой, которая издевается над ребёнком.

Ребёнок мелькал золотом волос уже у самого подъёма на территорию Бересклета.

— Она весенняя? — спросил Хрисанф.

В Варде никто не отмечал конкретный день рождения, отмечали сезон, собирая именинников на розовые вечера, где празднество выключало в себя поочерёдно приветствие в родном доме, в Цветочном круге, куда допускались мастера двух поколений, и в Белом саду, где проходили неспешные беседы и игры для сверстников. Четвёртый день празднования полагался лишь тем, кто состоял или обучался в каком-либо ведомстве. Ясмин, разумеется, выпадал только четвёртый день своего сезона. Если, конечно, можно назвать праздником день, когда тебя можно безнаказанно облить ядом, а тебе остаётся только улыбаться и благодарить.

— Да, мы обе весенние.

— Ты у меня апрельская, а Айрис майская, — сказал Хрисанф. — Майские детишки всегда эмоциональные.

Абаль стоял совершенно окаменевший, внимательно и как-то хищно выслушивая все его измышления про «ты у меня». Наверное, пытался понять, как девица, которая клеила его восемь лет подряд, вдруг оказалась чьей-то. А сама Ясмин плохо представляла, что можно чувствовать. Раньше мальчики не вступали из-за нее в конфликты. Что делают первые красавицы школы в таких случаях? Суетятся и уверяют обоих, что все неверно друг друга поняли? Или довольно жмурятся на кавалеров, как сытые кошки… Наверное, это очень приятно, когда тебя немного ревнуют, пусть и не всерьёз, но Ясмин чувствовала только стыд и неловкость. Ей было дискомфортно. Возможно, потому что она дословно понимала мотивационные процессы этого механизма, которые не имели ни малейшего отношения ни к любви, ни к даже страсти.

И все это, не говоря уж о том, что Ясмин старше Айрис всего на год, но ее никто не считает милым невинным цветком.

— Пойдём, — тихо сказал Абаль.

Словно уловил, наконец, ее гадкие мысли и отступил первым от невидимого поединка.

* * *

Дома их ждали. Мать и глава тотема восседали в золоченных, обтянутых потускневшей, чуть запертой на сгибах парчой креслах, вышедших из моды четверть века назад, и занимали тыльную сторону террасы. Свет бил им в спины, распадаясь радужными всплесками и круглыми бликами, скрывая в полумраке их фигуры. Дом выглядел