районной больницы и моего закрытого санатория неполные. Нужно подбирать врачебный персонал. У меня есть список по требуемым вакансиям. Вот, пожалуйста, — подала она листок Белопольскому.
— Так, посмотрим… посмотрим… — пробежал он список глазами. — Два невропатолога, четыре хирурга, причём разной специализации… стоматолог и даже челюстно-лицевой хирург… психиатр, окулисты, аж три вакансии, нефролог… да тут у вас целый научно-исследовательский институт? — поднял он глаза на гостей.
— Ну, примерно так, — кивнула Ермакова.
— И никого не выбросишь, — поддакнул ей Игорь Станиславович.
— Но зачем в глубинке такой штат?
— Планируется открытие санатория закрытого типа, по вашему профилю.
— Ха-ха-ха! — засмеялся Николай Фомич, но ответом ему стал звонок телефона. — Простите, — он взял трубку. — Белопольский слушает.
Судя по тому, как он сразу посерьёзнел, звонили с самого верха.
— Да, я понял, Юрий Владимирович… они уже сидят у меня в кабинете… да, приложу максимум усилий и помогу, чем смогу… Всего доброго…
Он положил трубку и озадаченно посмотрел на гостей.
— Да, умеете вы удивлять, Татьяна Александровна, — мотнул он головой.
— Как видите, это не наша личная просьба, — она коротко развела руками.
— Хорошо, я понял, что вам требуются самые сливки медицинского персонала врачебного уровня.
— Даже если они только закончили медвузы или ещё заканчивают — ничего страшного, доучим на месте, — сказал Голиков.
— То есть обучение в престижных медицинских вузах страны — не показатель? — удивился Белопольский.
— Чтобы понять наши возможности, позвольте вам кое-что показать, — с этими словами Ермакова открыла объёмную папку и выложила четыре рентгеновских снимка. — Думаю, что вам не нужно пояснять диагноз больного?
— Давайте посмотрим, — Николай Фомич встал со своего места и, взяв снимки, подошёл к прибору, висевшему на стене. Включив его, он приложил поочерёдно снимки на молочно-белую освещённую изнутри поверхность. — Констатирую повреждение позвоночника. Больной останется инвалидом на всю жизнь — нервные стволы скорее всего тоже повреждены? — он повернулся к гостям.
— Были повреждены, — кивнула Ермакова. — А теперь следующие снимки, сделанные спустя две недели. — Она подала ему четыре новых.
— Боже мой… — качал он головой, рассматривая их. — Но как? КАК, чёрт возьми? Если бы вы не предупредили, я мог бы сказать, что это снимки от разных больных!
— Операция проведена силами Игоря Станиславовича и небольшого количества помощников. Но нам не хватает рук — трудно реагировать на разные направления хирургии и сопутствующих проблем. Нужны люди, имеющие хороший багаж знаний по многим направлениям.
— А оборудование? — мигом спросил Белопольский.
— С этим как раз проблем нет, как и с лекарствами.
— Но тогда… тогда у вас есть какой-то препарат, вызывающий дикий метаболизм тканей… При такой операции невозможно за короткий срок восстановить повреждённые ткани! Вы прекрасно знаете динамику обычного восстановления.
— Такой препарат существует, — кивнула Ермакова.
— Что это за препарат?
— Новейшая разработка нашей экспериментальной лаборатории.
— Вы с ума сошли? Без контроля за апробацией и длительных испытаний использовать его на людях? — Белопольский смотрел на неё немигающим взглядом.
— Увы, я не уполномочена разглашать его свойства, и где он проходил испытания. Но скажу, что этот препарат излечил уже минимум с десяток пациентов.
— Кошмар… и я узнаю о нём только из частной беседы… — качал головой главврач санатория.
— Николай Фомич, у вас какой уровень подписки по линии КГБ? — нахмурилась Ермакова.
— Подождите… по-моему, второй уровень… да, точно! «Совершенно секретно», а что?
— А здесь третий, — вздохнула Татьяна Александровна. — И контроль самого Владимира Александровича.
— Крючкова? Ничего себе…
— Давайте вернёмся к нашей просьбе?
— Давайте, — кивнул он и вернулся к себе за стол. — В общем, я пока ничего утверждать не берусь, но закину удочки в оба Первых Меда. Ректоры — мои хорошие друзья. Сколько у меня есть времени?
— Трое суток. Мы можем сами поговорить с номинантами. Давших согласие сразу забираем в Рябиновск.
— А если они студенты пятого курса? — тот внимательно посмотрел на женщину.
— Пусть оформят досрочную сдачу экзаменов, а уж знания мы дополним.
— Заинтриговали… ладно, сегодня к вечеру и начну созваниваться.
Тем временем. Дача Андропова
Ирина Юрьевна въехала на территорию дачи отца. Оба водителя — девушки из «Алых беретов», менявшиеся каждые двести километров трассы, сразу попали в поле зрения охраны.
— Ирина Юрьевна, ваши водители откуда? — нахмурился начальник дежурной смены охраны, майор Власенко.
— Игорь Вениаминович, это ваши коллеги из Девятого управления, — улыбнулась она. — Группа «Алые береты».
— Ага… я кое-что слышал о них.
— Они не только водители, но и моя охрана.
— Зовут как? — прищурился он, глядя на девушек, одетых в чёрные стильные костюмы, даже с галстуками и тёмными солнцезащитными очками.
— Сержант Нарусова, Наталья, — представилась одна из них.
— Сержант Дёмина, Ольга, — назвалась другая.
— Ага… тогда прошу вас следовать за мной, товарищи сержанты.
Ирина Юрьевна прошествовала наверх и вскоре уже входила в рабочий кабинет отца. Увидев дочь, Юрий Владимирович расплылся в улыбке, мигом отложив просматриваемый документ, встал и горячо обнял её.
— Как же я соскучился, Ириша.
— Я тоже, пап.
— Ну, рассказывай о своём житье-бытье. Не обижают там?
— Что ты! Конечно же, нет!
— Что нового? Написала диссертацию?
— Нет, пап. Тут замаячило совсем другое…
— Это что же такое? — он снова уселся на своё место, жестом предложил дочери сесть и скрестил пальцы на столе.
— Понимаешь, пап… мы на пороге величайшего открытия. Оно связано с работой мозга, но те перспективы, которые открылись после дополнительного обучения через кибершлем… от них дух захватывает…
— Значит, ты сейчас самый образованный человек в мире? Я имею в виду твою научную тему.
— Да, можно и так сказать, — кивнула она. — Понимаешь, я планировала помочь тем людям, которые потеряли руки… С ногами-то проще… Так вот здесь внезапно родилась идея сделать не только протезы для людей… — она замолчала, собираясь с мыслями.
— А что?
— Мы планируем создать роботов-помощников. Тех, кто свободно может эксплуатироваться там, где обычные космические исследователи не могут работать сами. Где большое и вредное излучение или температура на
