случилось. Хлынул дождь. Я быстро промокла и в бессилии опустилась на землю. Прямо на железнодорожные пути. Наклонив голову под струями дождя, машинально шагала по шпалам. Нужно было что-то сделать, хотя бы попытаться найти укрытие, но я продолжала отупело двигаться вперед, словно отмахиваясь от кого-то внутри головы: «Нет, отстань! Я ничего не хочу».
Протяжный гудок. Светлячок поезда показался на горизонте, быстро приближаясь. Я смотрела на растущее пятно света и медленно шла. Еще гудок – громче и пронзительнее. Я остановилась. Уже видны очертания поезда, его крутолобая голова. Отчаянный свист. Я машинально сжала в ладони подвеску и закрыла глаза.
Тишина. Только легкий шум дождя. Открыв глаза, я огляделась. Вокруг, до горизонта, простиралась равнина. Туман мелкого дождя снижал резкость, погружая день в сумерки. Я побрела в густой траве, поднимаясь на небольшой холм, и, оказавшись на вершине, поняла, почему попала сюда. Развороченное поле бывшего лабиринта. Теперь только оставшаяся нетронутой круглая площадка напоминал о былом.
Успела ли я о чем-то попросить геласер, или он действовал самостоятельно? В любом случае, мне было приятно вновь оказаться здесь. Хоть и негде укрыться. Спустившись с холма, я пошла к площадке. Удивительно: как быстро покрыла трава рытвины и следы техники. Была она невысока, но густа и такого ярко-бирюзового цвета, что казалась ненатуральной. Тут и там блестели лужи. Дождь стих, но становилось все темнее. Вряд ли геласер предоставит мне хотя бы сухой шалаш с той же легкость, как перенес сюда. Но выбирать не приходилось. Отправиться куда-то еще таким же манером я не рисковала. Круглая площадка была очередной целью, и, когда я ее достигла, делать больше было нечего. Знакомые плиты. На одной – небольшая выбоина. Дима рассердился на рабочих, увидев ее. В горле сжалось. Я заплакала и легла на плиту. Она вздрогнула, поехала в сторону, и я внезапно провалилась в темноту.
30
Читая в классических романах о горячке, вызванной переживаниями и укладывавшей героев в постель на пару месяцев, я считала это преувеличением. Теперь привелось познать такой недуг на своей шкуре. Конечно, не стоит забывать о банальной простуде, но решающую роль сыграли потрясение и боль.
Если напрячь память, я могу вспомнить обрывки хаотичных видений, в мире которых жила в то время. Они не были связаны с образами погибших, да и вообще с реальностью. Но в каком-то смысле мне было там хорошо. Я понимала, что могу остаться в этом мире навсегда, стоит только захотеть. Возвращение же означало встречу с болью. Лишь ощущение невыполненной задачи не давало выпустить из рук тонкую нить, связывающую с жизнью. И я решила вернуться.
Пробуждение было болезненным. С трудом открыв тяжелые веки, я почувствовала себя разбитой и обессиленной. Поборов желание вновь провалиться в спасительные сновидения, решила осмотреться, насколько позволяло лежачее положение.
Помещение, где я находилась, было слабо освещено. Источник света не виден, как и окна. Потолок и стены обшиты деревянными панелями, покрытыми искусным узором переплетающихся цветущих веток. Сначала я увидела, как ним заскользила тень, а потом надо мной склонилось знакомое лицо молодой женщины.
– Вы очнулись?
Она помогла мне приподняться и поднесла к губам кружку с питьем.
– Кто вы? Я вас… знаю.
– Меня зовут Мидна. Мы встретились здесь, на раскопках.
– Да. Помню – Мидна Этте.
Женщина улыбнулась.
– Значит, вам действительно полегчало. Я боялась очередного приступа бреда.
– Я бредила?
– Да. Первую неделю мы боялись самого худшего.
– Неделю?.. Сколько я уже здесь?
– Скоро месяц.
– Боже мой, – простонала я по-русски, откинувшись на подушку.
– Что? – насторожилась она.
– Это… Нет, ничего. Где мы?
– Вы не помните, как сюда попали?
– Нет… Я вообще что-то плохо помню. Все как в тумане.
– Вам лучше еще поспать.
– Нет… Я вспомнила. Да, вспомнила, – жизнь вернулась, и это было мучительно. – Я прилетела к лабиринту. Нашла только центральную площадку. Мне было холодно и плохо. Я добралась до нее, не знала, то делать дальше. Потом… не помню.
– Ллур увидел вас и открыл вход.
– Вход?
– Под центром лабиринта выстроен целый бункер. Ллур обнаружил его еще во время работ. И привез нас сюда, когда начались аресты. Рядом со входом есть что-то вроде «глазка», откуда можно наблюдать за наружностью. Ллур увидел, как вы идете, узнал и решил впустить. Вы упали ему на руки без сознания, а через полчаса уже метались в горячке.
– Ллур? Постойте, экспедиция продолжает работать?
– Нет, – она отвела взгляд и помолчала. – Вы помните, что случилось в тот день, когда сбежали?
– Да.
Женщина кивнула.
– Мы узнали через несколько дней. Ллур специально отправился в Дорн, чтобы разведать обстановку. А потом добрался даже до своего друга в пригороде столицы. Я так боялась за него.
– И что же вы знаете?
– Почти все, хотя это лишь слухи. Газеты, конечно, врут. Но нельзя заткнуть рот всем, кто был на площади.
– Разве они что-нибудь поняли? Я почти ничего не успела сказать.
– Этого оказалось достаточно. К тому же, не забывайте, вы не просто сорвали суд, а взлетели! Все знают, что это могут лишь Дети Неба. После такого только дурак не призадумается. Ллур больше не делал вылазок, и у нас нет свежих новостей. Но вы заставили людей сомневаться в Совете!
– Есть чем гордиться.
– Вы удручены и слабы. Нужно отдохнуть. Теперь, когда жар спал, сон будет крепким.
– Недостаточно… Но спасибо вам. За все. А где Ллур?
– В центральной комнате, занят дешифровкой.
– Хоть в чем-то стабильность.
Через день я смогла встать с постели. Бункер, созданный, очевидно, строителем лабиринта, был оборудован всем необходимым для комфортной жизни. Кроме комнаты, где я лежала, здесь была кухня, роскошная ванная, три просторные комнаты, соединенные коридором. И одна – особенная. Впрочем, о ней позже.
Первый раз я присоединилась к общей трапезе за ужином. Помимо Мидны и Ллура, тепло улыбнувшегося мне, за столом сидели два мальчика – старшему оказалось десять лет, младшему – семь.
– Знакомьтесь, Виктория, это мои сыновья. Борэ и Нусон.
– Можно просто Вика: так будет удобнее. Вы спасли меня. Не могу сказать, что очень рада, но спасибо.
– За вас сейчас говорит боль. То, что случилось, ужасно, и вы никогда не сможете это забыть и принять. Я знаю, о чем говорю. Но можете и должны пережить.
– Должна?
– Разве не осталось никого, кто вам нужен? Кому можете помочь.
– Не вижу такой возможности.
– Пока. Вы еще слабы, но силы вернутся. Болезнь отступила, значит есть, ради чего жить. Был момент, кризис, когда вы практически ушли. Но вернулись.
Я понимала, что он прав, хотя соглашаться
