руки, свое упрямство.
— А на что надеешься ты? — говорит, и сам не узнает свой голос, такой низкий, рокочущий. Горло царапает.
Смех.
И на дорогу выходит тролль. Сияние вокруг.
Что ж, тролль против тролля.
— Так это ты все затеял? — говорит Тодд. — Деррик, полукровка.
Тот смеется в ответ.
— Хотел бы я сказать, что «да», но «нет». Ты ведь понимаешь, горному народу тоже есть, что делить. Ты просто неудачно оказался на пути. Не стоит тебе туда ехать. Все Марнахи должны исчезнуть из Последнего утеса. Даже ты. Но дело даже не в вас…
— А в чем?
— Тебе не понять, — тролль смеется снова. — Ты слишком человек.
Со звоном достает меч из ножен.
Что ж, Тодд готов. Удивительно, он чувствует огонь и силу, но это не туманит сознание больше. Это просто есть. Только поломанные Сазерланом ребра не болят больше, и левое плечо не болит… Это временно, и потом, скорее всего, накроет отдачей с новой силой… Если он только выживет. Вряд ли выживет, так что об отдачи не стоит и думать.
Идет вперед.
Тролль присматривается к нему. Не так весело уже, насторожено.
Ближе.
И они идут чуть по кругу, присматриваясь.
Только тянуть нельзя. У Тодда в голове уже начинает звенеть от напряжения. Сил не осталось, после утреннего боя, после всего, что с ним было. Он что-то вытянул сейчас, но это не надолго.
И Тролль, словно видя это, тянет время.
Тогда Тодд бросается в бой сам.
Удар.
Сталь звенит напряженно. Тодд отражает, сбивает в бок, встречая своим клинком. Быстро уходит в сторону. Удар… и обманный финт в голову. И тут же по ногам. Тодд успевает с трудом. Ребра болят и сбивается дыхание. Тролль сильнее его, в нем больше той самой нужной крови и он знает, как это использовать. А Тодд толком и не использовал никогда, не умел.
Удар. Еще. Тролль быстро отходит назад. Осторожно, словно экономя силы. Изматывая.
И надо что-то сделать прямо сейчас.
Удар. И Тодд тоже отскакивает. И тут же бьет сам, и снова, вкладывая в атаку всю силу, наступая, и с каждым ударом все тяжелее дыша. Сил остается мало… Тролль отступает, но как-то легко, словно играя с ним. Уходит.
А потом вдруг легким прыжком перемещаясь в сторону, переходит в атаку сам.
И Тодд защищается. Отступает. Не справляется. Пытается и второй рукой ухватить, но так только хуже. Ему не хватает скорости… дыхания не хватает. Темнеет в глазах. Тодд пытается отбиваться из последних сил. Не успеть.
Из последних сил. Ноги не держат.
И пропускает удар.
Меч выбивают из рук. Он даже толком руки не чувствует… нет, рука на месте, просто от удара онемели пальцы. И тут же удар рукоятью под дых. И по ногам сразу.
Его заваливают на снег. Мир переворачивается и перед глазами небо. И стремительно темнеет, кружится.
Во рту соленый вкус крови.
Он еще успевает заметить занесенный над собой клинок.
Все…
Звенящая пустота.
И звук боевого рога, зовущий в бой. Нереальный. Тодд даже не уверен, слышит ли это на самом деле, или последние мгновения жизни так причудливо подкидывают ему божественный рог… Но рог звучит снова. И занесенный меч замирает на мгновение.
Наверно, это самый последний шанс. Сейчас. Потому что Тодд невероятным усилием отталкивается от земли, бросается вперед, перехватывая меч голыми руками, выкручивая, заваливая противника под себя… Ревет, как раненный медведь. Плохо соображая уже, что делает. Его отчаянно пытаются сбросить, но бьет сам, уже не понимая куда и как. Кажется даже, рвет зубами… Ярость и запах крови накрывают окончательно. И чей-то хриплый стон…
Пока чьи-то руки за шкирку не подхватывают его и не оттаскивают в сторону.
— Хватит! — кто-то почти смеется, только Тодд никак не может понять. — Хватит, я сказал! Успокойся.
И разом накрывает тишина.
Глава 24. Горный народ
Тодд проснулся со странным ощущением тепла и покоя. Было хорошо. Легкость во всем теле, ничего не болит, даже ребра, и так легко дышать.
Спокойно. Словно теперь все точно будет хорошо, все закончилось.
Счастье…
Странное, даже обманчивое ощущение.
Потому что не закончилось.
Или он умер и поэтому так?
Тодд приоткрыл глаза.
Он лежал на кровати. Мягкий, приглушенный свет. Небольшая комната, светлые стены…
Рядом сидит женщина…
Тодд не понял, не поверил сразу. Как это возможно? Или ему просто кажется, у него видения после всего, что было? Он сходит с ума?
Но если тролли забрали его, если он здесь, то почему бы и нет?
Женщина протянула руку, коснулась его пальцев, погладила. Улыбнулась так мягко.
— Ты проснулся, — тихо сказала она.
У нее нежные пальцы и глубокий певучий голос. Все, как он помнит. Вот так же она пела ему колыбельные.
— Мама?
Так не может быть.
Почти до слез.
— Я скучала, — сказала она.
Потянулась ближе, погладила его волосы. От ее прикосновений разливалось тепло.
Это правда?
Тодд моргнул.
— Ты совсем не изменилась, — шепотом сказал Тодд, пытаясь все осознать.
— Изменилась, конечно, — немного грустно улыбаясь, сказала она. — А ты стал совсем взрослым, мой мальчик. Стал мужчиной.
Это было так…
До боли в сердце.
«Я тоже скучал». И «Как ты могла уйти?! Мама, как! Мне тебя не хватало!» Но Тодд давно не ребенок для таких слов. Он и сам знает, почему она ушла, все понимает. Шона дочь Гудайрид была слишком нечеловеком. В деревне, где они жили, ее побаивались, обходили стороной. И ее, и Тодда, и отца. Дети не хотели с Тоддом играть. Он столько дрался в детстве, что, наверно, и дня не проходило без новых синяков. Одно хорошо — всегда был сильным и крепким парнем, слишком уж явно задирать его побаивались.
Отца сторонились тоже. Без открытой агрессии, но…
Как долго можно так жить, когда ты не свой и не чужой? Когда тебя сторонятся, отводят глаза?
Тодд был ребенком и просто принимал как есть. Было как было. А у отца с матерью чем дальше, тем чаще случались ссоры. И даже тогда он не мог никого из них винить, потому что видел, что происходит. Дело даже не в них самих, просто не смогли справиться.
Помнит, как мать плакала, а отец кричал, пытался что-то доказать ей. Потом мать кричала, а отец хмуро сидел за столом… Помнит, как мать сидела, уткнувшись отцу в плечо, а он гладил ее по волосам,
