class="p1">Генерал-лев молчал, будто издеваясь, и мне казалось, он меня мысленно ощупывает, встряхивает, выворачивает карманы моей души.
— Молодой дар, когда он в неактивной фазе, невозможно зафиксировать энцефалограммой. Ты это, наверное, знаешь, потому никто не догадался, кто ты есть на самом деле. К твоему счастью. А Тирликас о тебе не доложил. Так что о том, чтобы ты заканчивал карьеру, вопрос не стоит, даже скорее наоборот: ты должен играть в Чемпионате Европы. Причем чем раньше, тем лучше.
— Это, конечно, хорошо, но я не пойму, куда вы клоните.
На самом деле я понимал, но нужно было, чтобы он озвучил намерения.
— Нам нужно окно в Европу. Они попытаются завербовать кого-то из молодых и горячих, и хорошо, если это будешь ты. Создадим тебе легенду гонимого режимом, и они сразу на тебя выйдут. На днях ты получишь выгодное предложение. Не отказывайся от него.
— Что за предложение? — насторожился я.
— Ты поймешь. Все двери перед тобой открыты, Александр. И окна, и двери. — Он тяжело вздохнул. — Не лишай себя шанса. Второго может не быть.
Мне показалось, или в его голосе прозвучала угроза?
— Повестки на суд тебе выпишем. Первое слушание девятнадцатого апреля…
Я мысленно выругался — опять во время матча! — он аж поморщился от моих эмоций.
— В начале дня. Ты должен успеть на свой футбол, — проговорил генерал с неким пренебрежением. — Уж извини, дело государственной важности, под тебя подстраиваться никто не будет. Все, разговор окончен. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Я глянул на часы: через десять минут начнется игра. Как бы я ни выпрыгивал из штанов, мне никак не успеть добраться до Михайловска. Ну, нет у меня телепорта!
— До свидания, Олег Самирович! — проговорил я.
В коридоре меня ждал белая рубашка, проводил к выходу и пожелал хорошего вечера.
Хорошего, блин, вечера! Чтоб вам! Как издеваются! Если наши опять продуют, вашими усилиями вечер будет наилучшим! Хрена вам, а не сотрудничество.
Во мне говорил юношеский максимализм, опыт советовал договариваться с большими людьми, а не лезть на рога. Что за долбанное предложение он мне хочет сделать? Протащить «Титан» в вышку? Вот уж вряд ли. Чует мое сердце подвох.
Как и в нашем мире, в метро тут был вай-фай и уже на станции я нашел прямую трансляцию матча, вошел в электричку. С экрана телефона смотреть было жутко неудобно: выбегающие на поле футболисты напоминали точки, и если наших бело-серебряных еще было видно на поле, то желто-зеленые игроки «Кубани» сливались с фоном, а уж крошечный мяч поди рассмотри!
Прозвучал свисток, игра началась. «Ребята, не подведите», — подумал я, надевая наушники. Разобрать бы хоть что-то на маленьком экране! В экспрессе вроде плазма была в вагоне, можно поднять восстание, чтобы включили трансляцию матча, думаю, михайловцы будут за.
Точки задвигались по полю, и все, что говорил генерал, на время выветрилось из головы. И душой, и сердцем я был с «Титаном». А особенно волновало меня, как себя поведет Левашов, ведь по сути сегодня решится, быть ли ему в основном составе.
С самого начала игра не задалась. Причем, что обидно, Сан Саныч всё правильно говорил в тренерской — так всё на поле и было.
За одним исключением: у наших не получалось двое на одного. То опаздывал крайний защитник, Бурак, не пробегал свой кросс, не оттягивал внимание на себя. То полузащитник, Левашов или Клыков, бросивший центр и сместившийся на край, вдруг терял мяч и останавливался в растерянности. И его опять же не успевал подстраховать защитник.
Такое ощущение было, что наши крайки бегали с гирями на ногах. Нет, скорость давали, но только на большой дистанции, медленно и упорно разогнавшись. А взрывной, с места, практически ни у кого не было. Даже Микроба будто кто-то проклял. И получалось, что все время их пятеро, а нас — четверо. А то и трое. И они разыгрывают, а наши только и могут, что выбрасываться на мяч и снова возвращаться назад. Игра без мяча в ногах, без атаки — она очень напряжна и для физики, и для духа…
Черт! Я так увлекся, что чуть свою станцию не проехал! Выбрался из метро на вокзале, купил билет на экспресс, пока ждал его на перроне, смотрел в экран, матеря то генерала, то наших.
И тут Левашов, зараза, исполнил! Пошел в обводку, да так неудачно, что сам пробежал мимо кубанского полузащитника, да только один, без мяча. А мяч — точно в чужих ногах.
Я схватился руками за голову и воскликнул:
— Что ты творишь, дебил!
До меня дошло, что я ору вслух, да так громко, что старушка испуганно меня обошла по широкой дуге. Только сейчас заметил, что пассажиры на перроне уже устремились в михайловский экспресс, а я стою истуканом и жду чего-то.
Недолго думая я прыгнул в последний вагон, где народу собралось как-то слишком много. По ушам ударил голос футбольного комментатора — тут смотрели футбол! И я даже догадывался, какой матч! Обойдя женщину с сумками в ьамбуре, я втиснулся в вагон, встал справа под плазмой и жадно уставился в экран.
Пока занимал место, пропустил всего минуту, но вышло вдруг, что кубаноидов на нашей половине поля — полкоманды. А наших — всего трое: Матвеич, Думченко, Колесо. И как на уроке геометрии, расчерчивают чужие пасы нашу половину. Мяч в одну сторону — туда выкидывается наш. В одно касание обратно — и уже трое на одного…
Не игра, а позор, смотреть противно. Пятнадцать минут едем, а ничего не изменилось в лучшую сторону. Вот и пусть будет ничья. Я понимал, что не успеваю на игру. Но всей душой рвался туда, к своим, на ворота! Это как когда видишь, как наших бьют, а ничем не помочь. Честное слово, самому пропускать не так отвратно, хоть что-то делаешь, как-то участвуешь! А так — разве что ногти сгрызть по самые локти.
Где все? Где, собака такая, Левашов? А вон он, по-прежнему в середине, наблюдает за игрой и неспешной трусцой возвращается. Мол, вы мне пас, а уж я покажу! Димидко носится, руками машет, орет — без толку. Похоже, Димон решил, что лучше знает, как надо. Вот баран!
Уже и последний наш защитник, Колесо, лёг, преграждая путь мячу, чтобы просто выбить его — куда угодно! Хоть как! И двое кубанцев вышли на вратаря…
— Черти кривоногие! — проскрипел какой-то дед с ярким южнорусским «г»: — Тьфу! Глаза бы мои не глядели!
Мои бы — тоже. Я зажмурился, чтобы не видеть
