* * *
— Пора позвонить Баринову… — капитан Буда-лов быстро набрал телефон. — Добрый день, Серёжа! Тебя приветствует капитан Будалов!
— Коля? Привет! Лёгок на помине: хотел сам звонить… — отозвался Баринов.
— Напомнить об обещанном «Поплавке»?
— О таких вещах напоминает тот, кто предложил, — возразил майор.
— Есть новости о подопечном?
— В общем, да… — как-то неуверенно ответил старший Кум.
— Судя по тону, не очень обнадёживающие, — предположил Будалов.
— Как посмотреть… Это не телефонный разговор: нужно встретиться…
— Когда?
— Да хоть сейчас, если свободен.
— Хорошо, давай в «Поплавке» и встретимся через… — капитан взглянул на часы, — через сорок минут ты успеешь добраться до «Поплавка»?
— Вполне!
— Тогда жду тебя за столиком, что ближе к эстраде…
— Там же шумно…
— Шумно будет часа через два, когда инструментальная группа начнёт работать, а сейчас этот столик самый уютный: ты всех видишь, а тебя никто…
— Хорошо, уговорил…
* * *
Когда Баринов вошёл в просторный зал ресторана на Иртыше, он сразу направился к эстраде. Будалов был прав: столик, укрытой высокой эстрадой, можно было обнаружить только тогда, когда целенаправленно подойдёшь к нему. Как правило, за этим столиком питались оркестранты во время перерывов, а также, сидели их сопровождающие девушки.
Сейчас за ним сидел только капитан Будалов. Столик был заставлен разнообразными закусками, чёрной и красной икрой, фруктами. Посередине стола горделиво возвышались две бутылки: французский «Наполеон» и русская водка, охлаждённая бутылка которой покрылась капельками воды. Рядом с ними стояло фирменное блюдо ресторана: кусочки атлантической селёдочки, с кружочками вареной картошечки, посыпанные репчатым лучком. Рядом с ней — тарелка с солёными огурчиками. Для коньяка имелся порезанный тонкими дольками лимон и небольшая тарелочка с солёным миндалём.
— Ты, Николай, как всегда, в своём репертуаре: настоящий гурман! — одобрительно заметил майор, с вожделением осматривая богато накрытый стол.
— С чего начнём? — спросил Будалов.
С «Наполеона» конечно! По рюмочке, как говорится, для аппетита и осознания бытия, а потом можно и на водочку перейти: привычнее как-то… Я прав?
— Ты, майор, как я успел убедиться, всегда прав, — льстиво подыграл ему Будалов и быстро разлил по фужерам коньяк.
— Если бы, — с огорчением вздохнул Баринов, — Ладно, давай махнём коньячку, закусим лимончиком с орешками, а потом и побазарим, как говорит наш контингент. За нас с тобой и за фуй с ними! — провозгласил свой дежурный тост майор.
Они чокнулись, опрокинули коньяк в рот, словно это была вода, закусили. Будалов вопросительно уставился на своего давнего приятеля.
— Ну и что с моим подопечным? — не выдержал он. — Помер, что ли или на больничку попал?
— Не угадал, — покачал головой старший Кум. — Твой подопечный оказался таким настырным, — майор быстро плеснул водки себе и капитану, — прикинь, просидел более суток в «стакане» и даже не вспотел… Да что там не вспотел: он даже к хлебу не притронулся, воды ни глотка не выпил, в туалет не попросился… И все это с каким-то вызовом: мол, смотрите, какой я, а вы все плебеи! А ты говоришь! — он молча чокнулся и влил водку в рот: было заметно, что такой «клиент» в его практике встречается впервые.
— И что ты обо всём этом думаешь? — выпив водку, спросил капитан.
— А чего тут думать? — недовольно буркнул Баринов. — Мне самому стало интересно! Так вот как, пацан, хочешь поиграть со мной: давай поиграем! Взял и определил его в сто девятую камеру, в которой сидят самые законченные негодяи: убийцы и насильники. Подумал, они ему быстро мозги вправят…
— И что?
— А ничего! — воскликнул майор и развёл руками в стороны. — Вчера старший по продолу услышал в сто девятой какой-то шум. Заглянул в глазок… — он вновь покачал головой, нервно налил себе водки, выпил и даже не стал закусывать.
— Говори, не тяни, — поторопил Будалов.
— Короче говоря, из старшего прапора ничего невозможно было вытянуть: то ли он, действительно, ничего не видел, то ли он чего-то напугался… В глазах страх… Мямлит одно и то же: он их побил, он их побил…
— Ничего не понимаю: кто побил? Кого побил?
— Когда я пришёл в сто девятую, в которой, кроме твоего подопечного, как я уже говорил, сидят ещё шесть убийц и насильников, у двоих из них кровь течёт, причём, прикинь, у одного из ягодицы, трое с подбитыми рожами, а шестой забился в уголок и с испугом смотрит по сторонам…
— А Понайотов?
— А твой подопечный сидит на шконке и спокойно читает книжку, словно его все это никак не касается, — Баринов усмехнулся. — Начинаю допытываться, что случилось? Все твердят одно и то же: подрались между собой… Спрашиваю, кто нанёс ранения? Раненые в один голос заверяют, что всё произошло случайно: показывали, мол, приём и не рассчитали…
— А ты думаешь, что всё было совсем по-другому? — с тревогой спросил капитан.
— Даже и не знаю, что думать… — майор вновь недоуменно покачал головой. — Каждому из этих подонков «вышка» светит и выгораживать кого-то им нет ни какого резона… Но меня настораживает поведение шестого, у которого нет ни следа участия в драке…
— И что он говорит?
— Ничего не видел, ничего не слышал: спал, мол! Врёт, сука! — майор вновь чертыхнулся.
— И какие выводы?
— Какие могут быть выводы, — Баринов снова налил водки себе и капитану. — Предлагаю выпить и покумекать, что делать дальше. Честно говоря, я в полном недоумении: впервые с подобным сталкиваюсь…
Они чокнулись быстро выпили. Баринов закусил селёдочкой, а Будалов ничем не стал закусывать. Судя по его собранным в кучу морщинам на лбу, у него шёл мыслительный процесс.
— Послушай, Серёжа, у тебя что нет пресс-хаты?
— А сто девятая что, курорт, что ли? — с усмешкой спросил он. — С месяц назад появился у нас один строптивый, даже мне нахамил… — он чертыхнулся, — сунул я его к этим отморозкам: они тогда в другой камере сидели… Кстати, их у нас прозвали «Братья на крови», так эти «Братья» насмерть запинали того строптивца. Между прочим, именно одному из них в жопу и вогнали заточку…
— Нет, говоря о пресс-хате, я имел в виду камеру, в которой сидят твои люди и сделают то, что ты им прикажешь… — прямо пояснил капитан.
— Не знаю… — с неуверенной задумчивостью протянул Баринов. — Что-то меня настораживает в твоём подопечном… Никитич вдруг встал на его сторону…
— Никитич? Странно, — удивился Будалов.
Он хорошо помнил историю, связанную с женой Никитича. Несколько лет назад жену Никитича, работавшую в том же СИЗО медсестрой, убил один уголовник-наркоман за то, что она не дала ему наркотик. Разозлившись, а может быть под воздействием ломки, он перерезал ей горло лезвием, запрятанным за щекой. С того дня Никитич, ранее добродушный и внимательный, настолько изменился, что к нему стали с опаской относиться даже самые закоренелые уголовники.
