компасом, бинокля и рации у корректировщиков-диверсантов не имелось. Потому корректировку приходилось производить «на глазок». Вот и кричали корректировщики после каждого выстрела в трубку рации, то про перелет на пятьдесят метров, то про недолет на сорок, пока, наконец, орудие не начинало попадать в цель.
Но все у них получилось. Радиостанция работала нормально. Связь шла без помех. Часа через два, усталые и промокшие, но довольные тем, что смогли скорректировать стрельбу корабельной пушки, корректировщики-диверсанты вернулись на эсминец и завалились спать. Полежаева, Березина и Степанова приказом командира корабля освободили от очередной вахты, а Лебедев просто улегся на диван в кают-компании и сразу заснул, а проснулся лишь тогда, когда уже начинался завтрак, и сразу принялся за еду. Пока Саша спал, эсминец благополучно прибыл обратно в Кронштадт и снова пришвартовался у заводского пирса, потому что сегодня обещали подвезти и установить зенитное вооружение.
Корабль уже встречала целая делегация на двух катерах. Едва опустили трап, на борт поднялись люди из НКВД во главе с тем самым майором ГБ из контрразведки, Николаем Степановичем, который помог выпустить Лебедева из «Большого дома». С ними прибыл и дядя Игорь с двумя краснофлотцами, вооруженными винтовками. Увидев на лице племянника большой синяк, начальник РОШ сперва присвистнул, а потом дружески хлопнул Сашу по плечу, сказав:
– Досталось же тебе, парень! Но, молодец! Не каждый шпиона поймать может, да еще и с поличным. Теперь тебе точно звание повысят.
Между тем контрразведчики проводили на эсминце необходимые мероприятия, еще раз осмотрев радиорубку и дырку в переборке, оставленную пистолетной пулей, а также каюту Ашота Габаряна. Составив опись доказательств шпионской и контрабандной деятельности старшего лейтенанта и официально изъяв их с подписанием капитаном и старпомом соответствующих протоколов, чекисты вывели пойманного шпиона с корабля в наручниках, посадили вместо «черного воронка» в разъездной катер с пограничным зеленым флажком НКВД и отправились в свой «Большой дом». Попутно Николай Степанович сообщил Игорю, что в отношении следователя Сушилина уже начата служебная проверка, а сам он арестован, на всякий случай, как возможный пособник в шпионаже.
Вслед за контрразведчиками из НКВД, разведчики штаба флота, забрав добытый Лебедевым пакет у Малевского, тоже покинули эсминец. Александр и его дядя шли из Кронштадта на том самом быстроходном катере, с помощью которого Игорь Добрынин и делал свои «закладки». Катер представлял собой построенный по специальному заказу глиссер, который был способен развивать очень приличную скорость в 45 узлов, как у торпедных катеров. Кроме дяди и племянника на борту находились и краснофлотцы с оружием, которые охраняли «важный пакет», добытый разведкой. Потому поговорить удалось только тогда, когда добрались до дядиного кабинета.
Дядя поведал много чего интересного. Оказывается, отец не зря встречался вчера с руководством обкома. Были приняты важные решения по обеспечению продовольственной и топливной безопасности Ленинграда на случай войны, а также высказана готовность начать строить мощный оборонительный рубеж по реке Луге сразу, как только будет получено одобрение от высшего руководства и согласование с военными. Ну и, конечно, обещали снабдить флот всем необходимым.
Еще накануне вечером, когда Александр отправился на эсминец, его отец встречался на квартире у дяди с отцом жены Игоря Нины, начальником штаба Прибалтийского особого военного округа, который заезжал из Прибалтики, чтобы навестить дочку перед поездкой в Москву. Туда его вызывали на совещание начальников штабов военных округов, которое собирал Жуков. Предполагалось выработать и утвердить срочные решения по устранению безобразий, обнаруженных комиссией Генштаба, а также принять новую концепцию стратегической обороны и утвердить план, предложенный Жуковым. И Евгений Лебедев пересказал отцу Нины не только сведения про планы немецкой группы армий «Север», поведанные Александром, но и информацию про предательство прибалтийских народов. На что начштаба обещал принять неотложные меры.
Произошли изменения и на Балтийском флоте. Все старые эсминцы типа «Новик» постановили срочно переделать в крейсера ПВО. Начали готовить подводные лодки к охоте за минными заградителями, а морскую пехоту – к десанту на Хельсинки, для которого уже заказали специальные десантные баржи, которые предполагалось сделать за пару недель, переоснастив их из гражданских самоходных. Из Либавы и Риги выводили большую часть припасов, ремонтирующиеся корабли и персонал вместе с семьями. Приняли решение хорошо укрепить острова Финского залива. А еще на военном совете флота решили утвердить собственную службу радиолокации и установить радиолокаторы хотя бы на некоторые корабли.
Нельзя сказать, что средств радиолокации в СССР совсем не имелось. Были, например, системы РУС‐1 «Ревень», принятые на вооружение в 1939 году и обеспечивавшие обнаружение самолетов на дистанции в три или четыре десятка километров, в зависимости от погодных условий, но большинство из этих радиолокационных станций почему-то отправили перед войной с западного направления на Дальний Восток и на охрану Бакинских нефтяных промыслов. Руководству Балтийского флота уже было известно, что на крейсер «Молотов», находящийся на Черноморском флоте, установили радиолокатор РУС-2 модификации «Редут-К» с формулировкой «в качестве эксперимента», так почему же нельзя начать установку локаторов и на Балтфлот, тем более, что производили их в Ленинграде?
Уже в 1934 году на Ленинградском радиозаводе начали изготавливать опытные экземпляры радиолокационных станций, а в 1938-м в Ленинградском физико-техническом институте создали РЛС РУС-1, а позднее и РУС-2. И разработаны они были под руководством Павла Кондратьевича Ощепкова. Но в 37-м Ощепкова арестовали по делу Тухачевского и обвинили во вредительстве и контрреволюционной деятельности. Дали пять лет, отправили в лагеря на работы, но в декабре 39-го освободили и заставили заниматься совсем другими разработками, связанными с созданием приборов ночного видения. Впрочем, 1 июля 41-го его опять арестуют за антисоветскую деятельность, сошлют в Саратов, где он будет сидеть в камере вместе с академиком Николаем Вавиловым. Опять же, грустная история. Да и сам по себе радиолокатор разработки Ощепкова не слишком совершенный, но лучше такой, чем полное отсутствие РЛС.
А ведь Александр Евгеньевич знал, что параметры РЛС «Ревень» можно было заметно улучшить и без больших затрат довести до возможностей «Редута», что позднее, в 1943 году, доказал на практике старший техник-лейтенант Константин Владимирович Голев, тот самый, что в 44-м разработает РЛС «Гюйс». Так вот, под руководством Голева старые РЛС «Ревень» успешно переделывались в локаторы с параметрами, близкими к «Редуту», то есть после небольшой переделки они могли обнаруживать вражеские самолеты за сотню километров. Отличное решение.
Пока что, перед войной, на Балтике у Советского Союза имелись только три радиолокационные установки «Редут». Одна располагалась в новой главной базе флота в Таллине, вторая в Агалатово и третья в Токсово. Почему так странно были расположены две последние? Во-первых, они принадлежали не флоту, а 72-му отдельному радиобатальону войск наблюдения оповещения и связи (ВНОС), оснащенному, в основном, устаревшими «Ревенями», установленными на Карельском перешейке. А новых РЛС «Редут» у радиобатальона
