никакого отношения к моим способностям, моей удаче, моей отсутствующей памяти, мысли нет-нет и возвращались к тем галлюцинациям-или-не-галлюцинациям, которые я видел во время инициации. Эти двенадцать небесных пиков, этот женский голос, зовущий меня…
Мой вопрос отчего-то заставил жреца замереть, а его лицо — лишиться привычного мирного выражения.
— Почему вы спрашиваете об этом? — и голос его тоже прозвучал напряженно. Словно бы мои слова оказались настолько неожиданными и неприятными, что даже разбили его маску доброжелательной невозмутимости.
— Потому что сейчас для посланника богини самое время, не так ли? С ее последнего воплощения прошло слишком мало времени, чтобы она явилась сама. Но для посланника таких ограничений нет. Вы сами сказали, что Империя в упадке — если это видят люди, то этого не может не видеть богиня.
— Звучит правдоподобно, — сказал жрец, но у меня создалось впечатление, будто эти слова он произнес через силу. — К сожалению, я не слышал ни о каких знамениях, которые бы предшествовали появлению ее посланников.
А вот последняя фраза — я был почти уверен, что он солгал. Знамения существовали, но по какой-то причине он не хотел о них говорить.
Могло ли быть так, что Церковь — или белая секта, в которой он состоял, — как раз ждала появление посланника, но говорить простым людям об этом было запрещено?
— Жаль, что таких знамений нет, — сказал я. — Было бы интересно встретить избранника Пресветлой Хеймы.
Лицо жреца на долю мгновения исказила гримаса, но исчезла быстрее, чем я понял, какую именно эмоцию она несла.
— Да, — согласился он. — Встретить посланника богини почти такое же благословение, как встретить ее саму… Я еще не поздравил вас, Рейн, с успешной инициацией. Восемь камней — это весьма достойно. Мало того, за прошедшее время вы обрели семью.
Семью? А, жрец говорил про официальное принятие меня в клан. И как торопливо он, однако, перевел тему разговора. Похоже, я был прав и с посланником богини что-то нечисто.
— А откуда вам про меня известно? — спохватился я.
— Некоторые из прихожан жуткие сплетники. Рассказывают мне обо всем, что только достигает их ушей, — жрец мягко улыбнулся, показывая, что не имеет ничего против такого сбора информации.
— Благодарю за поздравление, — пробормотал я, думая о том, стоит ли пытаться вернуть разговор в прежнее русло и вытащить из жреца что-нибудь еще — понятно, что не напрямую, но через его недомолвки и реакции.
— Право, хоть я и скучаю по дому, но мне будет жаль расставаться с Броннином, — продолжил жрец. — Это поистине благословенное место с благочестивыми и добрыми людьми. Неудивительно, ведь все эти земли находятся под рукой посвященного богине.
— Под рукой кого? — переспросил я недоуменно. — Разве корневыми землями управляет не дан Хеймес?
— Да, о нем я и говорю, — жрец посмотрел на меня с легким любопытством. — Или вы не знали?
— Не знал чего?
— Что дан Хеймес с рождения посвящен богине. Вы никогда не задавались вопросом, почему его так зовут?
— Хеймес посвящен Пресветлой Хейме? — пробормотал я. И впрямь, имена звучали слишком похоже, чтобы быть обычным совпадением. Еще один момент, о котором я не задумывался.
— Я не интересовался деталями, — жрец пожал плечами. — Лучше спросите у него самого.
* * *
Спрашивать у самого Хеймеса я не стал, предпочел, по возвращении в замок, задать вопрос Амане.
— А, ну да, — она взглянула на меня с легкой растерянностью. Будто бы я спросил о том, что мне и так должно было быть известно. — Брат посвящен Пресветлой Хейме.
— Как это вообще получилось?
Из того, что я успел понять, отношения между кланом и Церковью были не особо хорошими, хотя о самой богине старшие аль-Ифрит всегда отзывались доброжелательно.
— Ну, самому событию я свидетелем не была, это случилось задолго до моего рождения. Знаю обо всем только с рассказов матери… — Амана задумалась, глядя куда-то в пространство перед собой. — Мама была беременна Хеймесом и до родов оставались считанные недели, когда в замок пришла странница. О ней запомнили только то, что одета она была в серый плащ пилигрима. Отчего-то ни у кого в памяти не сохранился ни ее возраст, ни лицо, и осталось непонятным, как стража пропустила ее в замок.
Мама в тот день отдыхала в беседке у пруда — вот этой, в которой мы сейчас сидим. Странница подошла к ней и заговорила — но из всего разговора мама запомнила только одну фразу: «Сыну, которого ты сейчас носишь, суждено хранить Пресветлую Хейму». А еще мама говорила, что в тот момент, когда странница произнесла эти слова, из ее глаз смотрела богиня.
— В каком смысле — «смотрела богиня»?
— Не знаю. Мама никогда не могла этого внятно объяснить… Так или иначе, после их разговора странница исчезла — и опять же никто не мог вспомнить, чтобы она выходила из ворот — а мама рассказала о случившемся отцу и сказала, что назовет сына Хеймесом, хотя прежде они выбрали совсем другое имя… Через некоторое время слухи о происшествии достигли Церкви. Церковные иерархи всегда очень ревностно относятся к историям о чудесах и божественных явлениях, так получилось и в этот раз. Они немедленно отправили сюда каноников из Младшего Капитула и один из них, владевший даром этера, сказал, что наша земля благословлена.
— То есть они подтвердили слова твое матери?
Амана кивнула.
— Да, и дали официальное позволение Церкви наречь Хеймеса его именем, — и на мое явное удивление пояснила: — Ты же не думаешь, что кто угодно может назвать своего ребенка в честь богини? Будь такое позволено, каждую вторую девочку звали бы Хеймой, а каждого второго мальчика — Хеймесом… А благословение проявлялось во многих отношениях. Например, первые три года после рождения Хеймеса урожаи в наших землях были лучше, чем где-либо в Империи. И даже сейчас, хотя прошло уже больше сорока лет, у нас не бывает ни засух, ни наводнений, ни нашествий саранчи, как в других местах.
— А что это вообще значит — то, что он посвящен богине?
Амана пожала плечами.
— Никто на самом деле не знает. Изначально родители думали, что ему суждена церковная стезя. У нас в клане нет ни одного жреца, даже из Младших и побочных семей, и вовсе не потому, что
