вошел тюремщик. Саймон лежал, свернувшись калачиком, на полу. На вошедшего надзирателя он не отреагировал. Тюремщик подошел ближе, потряс за плечо. Бард с трудом разлепил один глаз. Второй целиком скрылся под слоем запекшейся крови.
– Вставай, бедолага.
– Я… не… могу…
– Надо.
Тюремщик под мышки вытащил узника в коридор. Идти самостоятельно бард оказался не в состоянии.
– Держись за стенку.
Надзиратель закрыл дверь, повернулся к сползшему на пол барду. Покачал головой. Перекинул его руку себе через плечо и потащил.
Саймона вновь посадили на тот же стул в той же комнате.
– Ваши дела не очень хороши, сударь, – произнесла Катрин. – Да и цвет лица какой-то нездоровый.
Бард с трудом поднял голову, мутно посмотрел на девушку, кроваво сплюнул на стол и снова уронил голову на грудь, чуть было не рухнув на пол.
Дальнейшее происходило как в тумане. Какие-то вопросы. Удары. Свидетели. Трактирщик. Гражданин в кепке, тот самый, которого Саймон и Лайза встретили при входе.
Потом бард расслышал что-то про убийство.
– Революционер найден мертвым. И не просто революционер, а помощник заместителя председателя Комиссии Революционного Совета по вопросам продовольствия. Убит с особой жестокостью. И ограблен. Недалеко от трактира, где вас задержали, кстати. Вы имеете к этому отношение?
Саймон попытался сфокусировать взгляд на Катрин. Взгляд постоянно терял четкость и уплывал в сторону.
– Что за бред, – разлепил залитые кровью губы бард. – Вы что, хотите сказать, что я убил кого-то, а после этого пошел в трактир за едой?
– Так и запишем, – удовлетворенно хмыкнула девушка. – Признался в убийстве. Далее. С кем вы пришли в город? Свидетели показали, что с вами была какая-то девушка. Кто она?
– Понятия не имею. Встретил на дороге. Просто зашли в город вместе.
– Отлично. Так и запишем: сообщников назвать отказался.
– Что за бред? – возмутился бард, но получил удар по голове, и потерял сознание.
День 36
Бард застонал и пришел в себя. Жутко болела голова. Впрочем, и все остальное тоже. Саймон поднял руки. Они второй день были развязаны, но это было уже не важно, поскольку для побега не оставалось сил. На затылке обнаружился колтун из волос и запекшейся крови. Бард с трудом перевернулся на спину и замер.
Некоторое время спустя дверь раскрылась. Ставший почти родным тюремщик подхватил барда и потащил наверх.
В этот раз Саймона привели не в кабинет, а в главный зал, в котором раньше заседал Совет города. Сейчас же в зале стоял длинный стол, за которым на роскошных стульях из черного дерева, с подлокотниками и высокими спинками, чинно сидели несколько разновозрастных мужчин в седых париках и черных мантиях. Через высокие узкие витражные окна падали лучи света, в которых танцевали пылинки.
Саймона посадили на скамью. Рядом встал охранник, придерживая барда за плечо.
Начался суд. Председательствовал на суде тощий низенький мужчина с тонким длинным лицом. Абсолютно лысый. У него отсутствовали не только волосы, но даже брови и ресницы. Под глазами у судьи отчетливо виднелись фиолетовые мешки, а в глазах у него горел такой же болезненный огонь, как и у остальных. Тех, кого он предпочитал называть «соратниками». Бард понял, что председательствует на суде не кто иной, как сам вождь революционеров. Ну да, понятно, в общем-то.
На суде обвинителем выступала Катрин Новак. Защитника подсудимому не полагалось. Любая попытка Саймона вставить хоть слово в корне пресекалась охраной. Причем самым негуманным, однако весьма действенным методом.
Выступили свидетели. Новак огласила предъявляемые обвинения. Главное обвинение – контрреволюционная деятельность. А именно: жестокое убийство и ограбление революционера, сокрытие золота от Революционного Совета. Дополнительным обстоятельством прошел отказ в помощи следствию. В частности, обвиняемый не согласился назвать предполагаемых сообщников. Однако подсудимый все же признался в убийстве, что, впрочем, не явилось смягчающим обстоятельством.
– Подсудимый, это ваши слова: «Я убил кого-то, а после этого пошел в трактир за едой»?
– Что за… – последовавший удар не дал Саймону высказать свое мнение касательно предъявленного обвинения.
– Подсудимый согласен.
После короткого совещания, занявшего всего пару минут, суд вынес постановление: виновен. Дело рассмотрено, подсудимый допрошен, признан виновным по всем статьям обвинения и приговаривается к смертной казни через обезглавливание. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, должен быть исполнен на следующий день. Заседание суда закрыто.
Председатель стукнул молоточком, будто забивая гвоздь в крышку гроба. Никогда еще Саймон не ощущал всей буквальности этой фразы.
Осужденного вывели из зала суда. Однако привели не в камеру, а в прилично обставленную комнату. Саймон рухнул на кровать и забылся тяжелым сном.
День 37
Кто-то потряс Саймона за плечо. Бард открыл глаза. В темноте стояла неясная фигура.
– Вставайте, – раздался голос Катрин Новак. – Сегодня у вас знаменательный день. Казнь состоится на рассвете. Вам стоит переодеться и привести себя в порядок.
– Зачем?
– Народ хочет зрелищ. Вам уже все равно, а нам полезно. Давайте, вставайте, неужели вы не хотите уйти из жизни красиво?
Саймон поразмыслил и решил, что да, если уходить, то с шиком. Катрин отвела его к бадье горячей воды. Пока бард мылся, девушка объясняла:
– Народ жаждет хлеба и зрелищ. Вот мы и покажем им казнь ненавистного аристократа.
– Но я же не аристократ!
– Я знаю. Но они – нет. Им скажут, что вы – тот, из-за кого они так долго голодали и терпели лишения. Ваша казнь принесет им удовлетворение и отвлечет их от ненужных мыслей о новом порядке. Все просто.
Новак указала барду на платяной шкаф.
– Выберите себе что-нибудь красивое и аристократическое.
Когда Саймон был готов, Катрин дважды стукнула в дверь. В комнату зашли двое охранников. На выходе девушка негромко шепнула барду на ухо:
– Вы просто оказались в плохом месте в плохое время.
***
Ночью выпал первый снег, покрыв место казни тонким белым слоем. В центре ратушной площади возвышался дощатый помост, на котором стояла внушительных размеров плаха. Цепь вооруженных людей вокруг помоста сдерживала на расстоянии толпу народа, которая задолго до рассвета начала собираться на площади. Лайза также находилась среди зрителей. Настроение у девушки было слегка приподнятое, а объяснялось это сугубо личными причинами – она избавилась от башмаков. Первое время после задержания Саймона Лайза ходила босиком. Однако это привлекало совершенно излишнее внимание горожан, у которых возникали совершенно излишние вопросы. Чародейка давно не встречала такой настороженности, даже враждебности, к босоногим людям, как в этом городе. Пришлось найти обувь – деревянные башмаки, какие обычно использовали рыбаки. Благо, в портовом Равенграде найти кломпы не составляло труда. Весьма скоро Лайза натерла мизинец и устала
