оставляет ей под окном черные тианеты, загадочные цветы, значение которых можно толковать неоднозначно. С одной стороны — признание в любви и страсти, с другой — враждебный жест и объявление войны. Вот и догадывайся по ситуации, что имел в виду даритель.
О своих предположениях, когда меня спросили, многозначительно пожала плечами.
Я знаю, что являлось предметом поиска, но озвучивать это и демонстрировать свои артефакты, вплетенные в фенечку — не готова.
Поэтому моя версия звучала так: «ничего не знаю, не понимаю, пришла…а тут такое».
Всех мои показания вроде удовлетворили.
Только я обрадовалась, что на этот раз не было высокородных, как нарисовался Найтвейн.
— Что ты тут делаешь? — спросила тихо, чтобы слышать мог только он.
— Кураторские обязательства, — сухо и сквозь зубы ответил Кириэль.
Вообще он напоминал мне погоду перед бурей. Полное затишье, но напряжение давит на сознание и вот-вот как стихия разбушуется.
Вроде игнорировал меня и даже не смотрел в мою сторону, но постоянно находился в паре шагов. Я отхожу в право и он туда же. В лево, он следом.
С меня хватит!
Резко развернувшись, схватила высокородного за рукав, стараясь избегать прикосновения к коже и потащила подальше от корпуса, под удивлённые взгляды моих ребят и декана.
— Зачем ты снова поставил на мне метку? Я на этот раз ничего тебе не сделала, ритуал не срывала, не грубила, вообще ничего! Это такие эльфийские развлечения? По твоему это смешно? — зло выпалила свое недовольство.
Найтвейн сузил глаза. Всмотрелся в мои зрачки, я даже близко не могла предположить, о чем он думает. Полный свинцовый мрак, закрытый от понимания.
— Все что касается тебя, мне уже давно не смешно, — ответил он потяжелевшим голосом.
— Тогда сними свою метку! — потребовала я.
Взгляд высокородного пропитался чем-то странным и металлическим.
А дальше он молча направился к декану.
О чем они разговаривали, не понятно. По виду — несколько коротких фраз и дальше декан заявил:
— Адепты, вы временно переезжаете в главный корпус, в часть для стихийников, кроме Петровой. Оксана, вы пока поживете в эльфийский башне.
Заявление профессора я вначале приняла за шутку. И даже нервно рассмеялась, вот только по лицам декана и Кириэля — поняла, они серьезно.
— А почему я не могу переехать к стихийникам?
— Пожелание вашего куратора, оговоренное с ректором, — сообщил декан.
— Правда? — я покосилась на высокородного, — а когда мой куратор успел с господином Эштером переговорить?
— Вчера, — ответил Кириэль за декана, — два возможных покушения на мага четырех стихий — веский повод рассмотреть мое предложение.
Я опешила. Поперхнулась.
Его предложение?
Двадцать седьмая глава
— Уважаемый куратор, а вам не кажется, что нам с вами надо поговорить? — я повернулась к Кириэлю, когда мы скрылись от посторонних глаз.
Он провожал меня к моей новой, надеюсь, временной комнате.
Мысли о разговоре взбудоражено трепыхались в сознании всю извилистую дорогу по эльфийской территории. Пока шли, косо поглядывала на него и подбирала слова. Очень много всего произошло между нами за короткий отрезок времени и поводов для диалога возникало предостаточно. Можно, конечно, и дальше продолжать отмалчиваться, но внутреннее чутье подсказывало — конфликт будет в будущем только накаляться.
Высокородный остановился. Тяжелый взгляд упал на мое лицо.
— Слушаю тебя.
— Нууу…, — протянула я. Весь заготовленный текст разлетелся на мелкие кусочки, оставив меня в растерянности.
— Ты хотела поговорить. О чем?
Потупилась, сжала ладонью локоть левой руки и попыталась импровизировать, хоть до этого проговорила все запланированное про себя несколько раз:
— Мне не очень нравится твое поведение и отношение ко мне, — подняв глаза, словила пронизывающий взгляд и в горле тут же образовался комок. Сглотнула, продолжила, — думаю, между нами возникло недопонимание…
— Неужели? — Найтвейн развернулся ко мне корпусом, приблизился и на меня упала его тень. Приподняв бровь, он дал понять, что внимательно слушает.
— Ты…Вы…вы ведете себя грубо и позволяете много лишнего. Зачем-то опять поставили на мне метку, а еще набросились на Харта, хотя он ничего плохого не сделал…
Глаза Кириэля прожигали и я старательно отводила взгляд, но все равно продолжала чувствовать пылающее прикосновение голубых топазов на своем лице и почему-то губах. От этого чувства припекало щеки и слова путались, сбивались, спутанно оседали на языке.
— Еще этот ваш поцелуй…тогда на вечеринке…ох, — я запнулась, у меня окончательно все перемешалось и так некстати нахлынувшее воспоминание окончательно выбило почву из под ног.
Найтвейн протянул руку, обхватив мое лицо и я только в этот момент осознала, как близко он стоит ко мне.
— Продолжай, — произнес он хрипло, проведя большим пальцем по губам, обрисовав их и надавил на краешек.
Кожу куб защипало, по телу разбежались тягучее ощущение, вызывая одновременно взбудораженность и сильную расслабленность до слабости в коленях.
— Я слушаю тебя, — он словно не замечал, как я замерев, ошарашенно хлопаю ресницами, — «этот мой поцелуй» дальше что? — с иронией в охрипшем голосе перефразировал высокородный мою раннюю фразу.
— Тогда…вы…ты не должен был…
Я так и не смогла сформулировать подходящее словосочетание, меня бросило в жар.
Большим пальцем Кириэль снова очертил мою нижнюю губу, оттянул ее немного вниз, приоткрыв мой рот и мне перестало хватать воздуха. По телу словно волна прошлась. Искрясь и обжигая она рывком спустилась к низу живота, вызывая необъяснимые чувства. Сильные, обескураживающие и совершенно для меня непривычные.
Слишком много личного и даже интимного было в этом странном прикосновении.
— Почему ты замолчала? — спокойно, протяжно, но словно с издевкой спросил он.
— Прекрати, — еле шевеля губами, которые по-прежнему прижимала подушечка пальца высокородного, я обхватила его запястье. Сжала. Но почему-то отодвинуться и убрать руку от своего рта не смогла. Меня вообще будто пригвоздили к месту. И разорвать зрительный контакт не вышло. В зрачках неотрывно отражались льдистые радужки, в которых я тонула.
— Я же ничего не делаю, — Найтвейн наклонился, наше дыхание смешалось , — пока…
— Кириэль, — выдохнула его имя с каким-то внутренним
