сразу выезжай к дороге и звони мне. Я тоже еду. Отправлю своих людей прочесывать пустыню. И пусть она найдется, Райан, иначе я обрушу небо на твою голову.
Отключаюсь. Двигаясь медленно по дороге, отправляю ему координаты. Совсем остановиться не могу, потому что счет жизни Нисы пошел на секунды, и я боюсь терять хоть одну. Набираю Бадала и прошу организовать вертолет, а еще так много людей и машин, как возможно, и отправляю их на поиски Нисы. Прошу охрану дома сбросить мне видео с камер наблюдения. Быстро просматриваю, чертыхаясь, когда вижу, как моя жена бегает между слепыми зонами, а потом исчезает. И появляется только в виде темного силуэта уже за забором. Скрывается в пустыне, но теперь я хотя бы вижу направление. Отправляю координаты Бадалу и резко сворачиваю с дороги. Колеса врезаются в песок, и я срываюсь по барханам туда, где предположительно находится моя жена. Молюсь не только Аллаху, но и всем высшим силам, чтобы она была жива. Сейчас мне плевать, кто там сверху присматривает за нами, главное найти ее.
Глава 47
Омар
Поиски длятся недолго, не больше сорока-пятидесяти минут. Правда, сюда я не включил время, которое Бадал и остальные парни добирались до пустыни. Я же езжу по барханам уже примерно полтора часа, с ужасом наблюдая, как на панели в машине растут цифры, показывающие температуру в пустыне. К часу дня здесь можно будет только лечь и умереть, потому что цепляться за жизнь бессмысленно.
Наконец мой телефон оживает, раздаваясь трелью на весь салон. Я вздрагиваю, боясь услышать плохие новости.
– Бадал?
– Ее нашли, господин. Везем в вашу клинику.
– Что с ней? – спрашиваю севшим голосом и резко разворачиваю машину по направлению к дороге.
– Она без сознания и… господин, у нее опухла нога. Судя по следам, ее укусила змея.
– Ниса дышит?
– Да, господин, но сердце уже бьется очень медленно. Мы не стали вызывать скорую, сами быстрее довезем. Фатих нашел ее в пятнадцати километрах от дома.
– Шла к конюшне?
– Нет, господин, она шла на юго-запад.
– Как она там оказалась? – бубню сам себе. – Скоро буду, – добавляю громче, чтобы помощник слышал меня, и прибавляю газу.
Во двор больницы я влетаю, едва вписавшись в проезд и не зацепив другую машину. С колотящимся сердцем вылетаю на улицу и максимально быстро пересекаю расстояние от парковки до входа в больницу. Мое сердце работает на разрыв. Я молюсь Аллаху, чтобы этого грохота хватило на Нису и нашего ребенка. Ничего в жизни никогда я так не хотел, как сейчас мечтаю о том, чтобы они оба выжили. И, в первую очередь, Ниса. Что я буду делать без нее?..
Поиски реанимации, куда, по словам администратора, отвезли мою жену, занимают не много времени, и я наконец оказываюсь на месте. Останавливаюсь перед дверями, где стоят Бадал с Фатихом.
– Господин, туда нельзя, – тормозит меня помощник, положив руку на плечо.
Я безумным взглядом сверлю маленькое мутное окошко в двери, через которое ни черта не увижу, но все равно смотрю туда, как будто оно растворится, и я смогу увидеть мою ведьму.
– Господин Омар, – слышу голос позади себя и оборачиваюсь. Передо мной останавливается госпожа Нур – главврач клиники. – Здравствуйте. Мне только что доложили о произошедшем. Мне очень жаль.
– В смысле? Она мертва?
– Кто? Ваша жена? Нет, о, нет! Я просто… мне жаль, что она оказалась в таком положении.
– Что с ней?
– Я пока тоже ничего не знаю. Жду новостей.
Киваю и отворачиваюсь. Совершенно бесполезный диалог, который только раздражает меня.
Теперь я полностью повторяю действия моего отца, когда маме делали операцию: сначала меряю шагами коридор, а потом пялюсь невидящим взглядом в окно. Отличие лишь в том, что папа смотрел в ночь, а я вижу город в солнечном свете. Даже не вижу, смотрю сквозь него. Все краски поблекли, цвета медленно окрашиваются в серый.
Я грызу себя изнутри. Отщипываю от каждого жизненно важного органа по кусочку и выбрасываю за ненадобностью. Корю себя за то, что не позволял себе проявлять чувства к ней. Если она умрет, то никогда не узнает о том, что я люблю ее больше жизни. Она раздражает меня, выворачивает наизнанку, но Ниса стала той, с кем я чувствую себя живым. Единственная в моей жизни женщина, внимания которой мне приходится добиваться, и это совершенно ново и захватывающе для меня.
– Омар. – За моей спиной становится отец.
– Как мама?
– Все хорошо. Ниса?
Я качаю головой, потому что выговорить то, что я ничего не знаю, и как сильно боюсь, я не в силах. То и дело сглатываю встающий в горле ком и борюсь с трясущимся подбородком. Последний раз я плакал, когда мне было четыре или пять. Тогда папа сказал мне, что мужчины не плачут, и я перестал. Навсегда. А сейчас, кажется, снова готов это сделать.
Отец сжимает мое плечо, а потом отводит Фатиха в сторону, видимо, чтобы узнать подробности. Я пока не готов их слушать, они окончательно растерзают остатки моего сердца. А оно пока должно работать за троих.
Спустя некоторое время дверь реанимации открывается и оттуда выходит врач в костюме и маске. Он стаскивает ее на подбородок и осматривает нашу компанию.
– Господин Омар?
– Это я, – выступаю вперед. – Что с моей женой?
– Она слишком долго пролежала на горячем песке под палящим солнцем, укушенная змеей. Яд распространялся слишком быстро. Мне жаль, но вам придется сделать выбор.
– Какой? – севшим голосом спрашиваю я.
– Ваша жена или ребенок. Нам нужно понимать, кто важнее.
– Он еще слишком мал, чтобы делать выбор в его пользу, – перебивает отец.
– Да. Но я не могу брать на себя эту ответственность. Если мы сейчас… избавим вашу жену от плода, нам будет легче ее спасти. Но если нашей целью будут оба, я не ручаюсь за исход.
Мое сердце раскалывается надвое, готовясь остановить работу одной из половин. Похоронить ее глубоко внутри, чтобы в каждый год в этот день оплакивать того, кто для меня дороже собственной жизни.
– Спасайте ее, – выдавливаю из себя. – И не дай Аллах сказать ей, что у вас был выбор. Она не должна знать.
Врач кивает и скрывается за дверью, а я опускаю голову и зажмуриваюсь, переваривая то, что произошло. Я не виню Нису, потому что сам виноват в том, что она не была счастлива со мной. Я должен был сделать все, чтобы она улыбалась и чувствовала себя главной женщиной моей жизни. Тогда бы мы
