ему больше неинтересен.
— Следующего приведите, — добавил генерал, понимая, что придётся немного подождать.
Свердлова, впавшего в истерику, вывели наружу, а на его место через какое-то время привели следующего члена ВРК. Тощий человечек с тонкими усиками и гривой волос на голове. Его Корнилов в лицо не знал.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил генерал.
— Овсеенко… Антонов. Антонов-Овсеенко, — пробормотал он, оглядываясь на своих конвоиров, на рукаве одного из которых засыхало пятнышко крови.
Корнилов прищурился, внимательно его разглядывая. Ещё один предатель. Более того, дезертир и трус. Кажется, будет расстрелян во время сталинских чисток как член троцкистской организации. Этот человек ему не слишком-то интересен. Вряд ли он сумеет рассказать что-то действительно стоящее.
— То же самое, что и с прежним, — сказал генерал, глядя, как испуганно бегают глаза Антонова-Овсеенко. — Выполнять. Потом ведите следующего.
— Есть! — отчеканил конвоир, и ничего не понимающего революционера вывели наружу.
В этот раз сотрудники тюрьмы справились быстрее. В допросную спустя несколько минут вошёл ещё один член ВРК, и его Корнилов узнал в лицо без всяких подсказок, хотя внешность Иосифа Виссарионовича заметно отличалась от официальных портретов.
Сталин спокойно вошёл в допросную и уселся на стул напротив генерала.
— Здравия желаю, товарищ народный комиссар по делам национальностей, — насмешливо произнёс Верховный.
— И вам не хворать, Лавр Георгиевич, — с акцентом произнёс большевик.
Оба изучали друг друга цепкими взглядами.
— Остались бы в семинарии, Иосиф Виссарионович, — сказал вдруг Корнилов. — Как бы всё изменилось.
Сталин усмехнулся в чёрные, ещё без проседи, усы. В семинарии он бы точно не остался.
— Так ведь хотела ваша матушка? Чтобы вы стали священником? — процедил генерал.
— Мать не трогайте, — буркнул Сталин, поражаясь осведомлённости диктатора даже о таких мелких деталях.
Это значило, что информация из партии утекала на самом высоком уровне.
— И не собирался, — пожал плечами Корнилов. — Как бы сказать… Вы, Иосиф Виссарионович, мне, в некотором роде, симпатичны. Хотя многих ваших методов я не одобряю.
Сталин промолчал, внимательно глядя на собеседника, и генерал продолжил.
— В отличие от многих ваших товарищей, в том числе от тех, с кем я только что говорил, вы искренне верите в борьбу за правое дело, и это вас отличает в лучшую сторону, — сказал Корнилов. — Вот только революция — плохой вариант. Обычно становится только хуже, для всех.
— Потому что революция должна быть социалистической, а не буржуазной, — сказал Сталин.
— Нет. Никакой разницы нет, — возразил Корнилов. — Одни будут грабить других, поменяются только люди наверху. Материализм, будь он неладен.
— Когда всё будет поделено по справедливости, то не будут, — уверенно заявил друг всех советских пионеров.
— И кто будет определять эту самую социальную справедливость? Человек по своей природе неспособен на такое, — произнёс Верховный. — Можете называть это первородным грехом, чтобы было понятнее как бывшему семинаристу. Вы, наверное, замечали, как ваши товарищи по борьбе пользуются положением, чтобы набивать карманы? Как думаете, когда наступит мир всеобщего равенства, не будут ли они пользоваться своим положением?
Сталин заметно скривился. Не надо быть пророком, чтобы сделать выводы.
— Перевоспитаем, — буркнул он.
— То есть, опять будут воспитатели и воспитуемые, — хмыкнул генерал. — Опять неравенство. А есть и вовсе необучаемые, что с ними делать? Расстреливать? Ну да, что это я.
— Вы что, пытаетесь меня переубедить? Завербовать? Я в своих взглядах давно убедился, — раздражённо произнёс Иосиф Сталин.
— Нет, — помахал руками Корнилов. — Нет-нет. Ваши взгляды — это ваше дело. Да и социализм при определённых условиях может неплохо работать. А вот коммунизм — чистой воды сказка, утопия. Мне просто интересно с вами побеседовать.
— Ваша точка зрения тоже любопытна, — сказал Сталин. — Но что же это, вы предлагаете борьбу прекратить? Чтобы и дальше человек угнетал человека?
— Ничуть, — произнёс Корнилов. — Просто такого рода изменения должны идти сверху, а не снизу, чтобы это не превратилось в кровавое побоище.
— Долго бы мы ждали таких изменений, — скривился Сталин.
— С царём нам и в самом деле не повезло, — согласился генерал. — Но сейчас ситуация другая. И я намерен строить именно что справедливое общество.
Сталин недоверчиво прищурился, глядя в глаза Верховному. У него ещё не было огромного опыта аппаратных интриг, который позволил ему из скромного секретаря ЦК превратиться в могущественного вождя, но все задатки к этому уже явно проявились.
— Так что я предлагаю вам сотрудничество, Иосиф Виссарионович, — произнёс Корнилов. — Только в составе НРПР. Не спешите. У вас есть время подумать.
— А если я откажусь? — спросил Сталин.
— Значит, меня и дальше будут окружать лизоблюды и льстецы, неспособные прямо указать на недостатки существующей системы, — пожал плечами Корнилов.
Глава 42
Таврический дворец
Выборы… Прошли тяжело. Сумбурно. Но ничего другого и не ожидали, всё-таки это были первые всеобщие выборы в стране, и многолетнего опыта их проведения не имелось ни у кого из организаторов. Но всё-таки хаоса и раздрая оказалось гораздо меньше, хотя нарушения выявились почти на каждом избирательном пункте.
Никакого единого дня голосования, выборы проходили в каждой губернии по мере возможности, что позволяло некоторым ушлым личностям отдать свой голос по два, а то и по три раза.
Но даже так партия большевиков, окончательно раздавленная после октябрьского мятежа, не сумела набрать достаточно голосов. За избирателей боролись, в основном, народно-республиканская партия и партия социалистов-революционеров. За ними в хвосте плелись меньшевики и национальные партии, а все остальные собирали жалкие крохи.
Выборы пришлось всё-таки проводить во время войны, благо, на фронте опять царило затишье, а для оккупированных территорий пришлось просто зарезервировать места. Не совсем честно по отношению к ним, но это позволяло Верховному протолкнуть свою инициативу как можно скорее.
НРПР уверенно набирала голоса во всех избирательных округах, и Лавр Корнилов был внесён в списки от Петрограда, Москвы и от Степного округа одновременно, чтобы пройти наверняка. Но никакого давления на избирателей, угроз, подкупа и прочих нечестных методов не потребовалось. Люди охотно голосовали и сами по себе.
Киров мотался по всей стране на специальном поезде, агитируя на каждой станции и пафосно призывая людей взять судьбу в свои руки, Завойко почти не спал, день и ночь управляя разросшейся сетью пропагандистских органов и вбивая в
