class="p1">— Лежите, лежите, — бросается она ко мне, думая, что я собираюсь подняться, — вам не нужно вставать. Только если в туалет, но вы скажите, я проведу.
— Мой ребенок? — во рту пересохло, отчего язык ворочается с трудом. — Что с ним?
И словно огромная глыба скатывается с плеч вместе со словами:
— Не волнуйтесь, Полина, с вашим малышом все хорошо. Здесь ваш муж, я могу его впустить?
От напряжения прорывает резервуары, в которых копятся слезы, и я не могу их остановить.
— Тимур? Здесь? — смотрю на черное окно. — А который час?
— Два часа ночи. Я сейчас позову дежурного врача, только вы, главное, не волнуйтесь. Вам нужно попить, сами справитесь или помочь?
Она подает мне бутылку с водой и уходит. Не успеваю опомниться, как в палату врывается Тимур. И передо мной в один миг проносятся все наши короткие встречи.
В Стамбуле. По дороге в роддом. Под дождем.
Тимур приходил на помощь своему сыну и мне в те минуты, когда мы в нем больше всего нуждались. Когда я думала об отце своего ребенка, я и мечтать не могла, что он будет такой, как Арсанов. О том, что это может быть сам Арсанов, для меня было за гранью фантастики.
Тимур подходит, опускается на колени и прижимается лбом к моей щеке.
— Я тебя люблю, Полька. Просто люблю и все.
Он не понял? Он до сих пор не знает?
— Тимур, — от волнения у меня прорезается голос, — Богдан твой сын.
— Я знаю, — он поднимает голову, и огромная глыба сваливается прямо с сердца.
В его глазах ни презрения, ни злости. Глажу густые волосы, сведенные над переносицей брови, поджатые губы.
— Я так боялась, Тимур, так боялась тебя потерять…
— Почему потерять, Поля?
— Я думала, ты станешь меня презирать.
— Презирать за то, что ты не стала делать аборт, когда Нина отказалась от бракованного ребенка?
— Нет, за то, что решила так заработать. Тимур, — нахожу его ладонь и сжимаю, — я не знала, что это Нина. Мы встречались только раз, я не видела ее лица. Голос слышала, на всю жизнь запомнила этот голос. Она назвалась Анной. Тимур, я правда только вчера узнала…
— А про того, которого мы недавно сделали, тоже вчера узнала? — кивает он на мой плоский живот под простыней. Но в его глазах по-прежнему нет осуждения, только тревога.
Мотаю головой по подушке.
— Нет. Мне тебя было жалко, — шепчу, глотая слезы. — Ты так за нас переживал, а тут я еще беременная…
— Еще… — хмыкает Тимур. — Я знал, что Нинка будет на презентации, разве бы я повел тебя туда?
Я готова оправдываться, но мой муж — у него тоже на пальце кольцо! — кладет мне на губы ладонь.
— Ты еще не все узнала, Полечка. Я тоже перед тобой виноват. Если бы я рассказал тебе, за что выгнал Нину, никаких тайн между нами бы не осталось.
Его лицо слишком серьезное, взгляд слишком встревоженно скользит по мне. И говорит сипло, как будто ему воздуха не хватает.
— За что, Тимур? — я тоже сиплю, потому что теперь его взгляд становится виноватым.
— Поля, — он накрывает своими ладонями мои руки, — я собирался развестись с Ниной, но она пряталась от меня. А потом позвонила сама и сказала, что родила дочь.
От его слов в груди зарождается щемящая боль. Кажется, я начинаю догадываться. Неужели, это правда? Неужели она сделала это со мной? С нами…
— Периодически у нас был секс, я слишком брезглив, чтобы пользоваться услугами эскорта. А заводить новые отношения, пока мы в браке, считал недопустимым. Но я точно знал, что предохранялся, а у Нины были проблемы. Я сбился со счета, в скольких клиниках она прошла лечение. Поэтому я сразу сделал тест ДНК.
— Это была Соня? — слышу свой голос, и сама удивляюсь, как глухо он звучит.
— Да, Полина. Это была Соня. Я не мог допустить, чтобы моя дочь жила отдельно, и забрал их с Ниной к себе. Они жили в моей спальне, а сам я перебрался в кабинет. Я не хотел больше жить с Ниной, но она грозилась забрать Соню, а мне было жаль, чтобы мой ребенок рос без матери. Но матерью Нина была отвратительной.
— Тимур, — шепчу, сжимая его руки, — только не говори, что у нее получилось.
— Да, Полинка, — он гладит мои волосы, и у меня внутри все сжимается, — Сонечка заболела, я захотел ее обследовать, и выяснилось, что она не ее дочь. Моя, но не ее. У Бодьки есть сестра, а у тебя дочка. Твоя, настоящая.
Моя настоящая доченька. Моя родная девочка…
Перед глазами проносится наша первая встреча с Соней.
— Я ведь почувствовала, Тимур, — поднимаю глаза, — меня так потянуло к ней. К моей девочке…
Закрываю руками рот, чтобы не закричать, а Тимур обнимает меня и прижимается лбом к моему лбу.
— Конечно, почувствовала, Полечка. И она к тебе потянулась. Вы с ней как магниты, а я дурак еще не хотел Соню в этот сад отдавать. Ей так плохо без тебя было, любимая. Я пытался найти тебя, из Ольги чуть душу не вытряс, но она клялась, что ты была анонимным донором. И я поверил. Мне хватило нашей суррогатной, ты бы ее видела… Я хотел, чтобы у Сони была мама, но не представлял, что у меня еще может быть семья. А вы с Бодькой… Вы сразу в мое сердце… Одним махом…
Не даю договорить и бросаюсь на шею этому такому родному и любимому своему мужчине. Реву, не могу сдержаться.
— Я так часто думала о Бодькином отце, Тимур. Я чувствовала себя злой феей, которая отняла у него папу. Он очень переживал, но никогда этого не показывал. Ты же видишь, какой он. Такой как ты, только маленький… — отлипаю от мужа и ладошками вытираю его щеки.
Тимур молча сгребает меня в объятия, и я снова утыкаюсь носом в его шею.
* * *
Через день Тимур забирает меня из клиники. Чувствую себя хорошо, и оставаться здесь дольше нет никакой необходимости.
К тому же мне не терпится увидеть своих детей — каждый день, проведенный вдалеке от них и Тимура, тянется долгими, изматывающими часами. И муж твердит, что им без меня дома одиноко.
Он не стал говорить детям о моей беременности. По его мнению, важнее им рассказать, что мы их родные общие родители. И мы должны это сделать вместе.
Я согласна со своим мужем, не стоит обрушивать на них сразу столько информации. Неизвестно, как Бодька с Соней примут,
