— Нахал!
(Вроде бы шлепок. Любовные игры.)
— Достаточно? (Голос Грушина.)»
Ах, да! Артем спохватился. Это уже не на пленке. Грушин держит палец на кнопке, вопросительно смотрит на него и спрашивает:
— Достаточно?
— Да. Выключи.
Щелчок. Вновь голос Грушина:
— Тема, ты в порядке?
— Вполне. Значит, с таким материалом, как я, можно работать…
— Ну-ну. Успокойся.
— Кто это снимал? И кто записывал?
— Я.
— Зачем?
— Думал, авось пригодится. Разумеется, это копии. Есть еще оригиналы.
— А если Ольга узнает?
— Я человек осторожный. Пленки хранятся не здесь. Эти копии я сделал специально к сегодняшнему вечеру. Для тебя. Мы же друзья! И родственники. Мне хотелось немного придержать Ингу. Если вдруг она до тебя доберется.
— И ты специально меня позвал, чтобы…
— Порок должен быть наказан. Добродетель торжествует.
— Ты, что ли, добродетель?
Артем тяжело поднялся с кровати. Посмотрел на Грушина в упор, тяжелым взглядом и спросил:
— У тебя водка есть?
— Где? Здесь? А тебе не хватит?
— Ладно. Там, в каминном… зале. Еще есть. Я пойду.
— Тема…
— Не мешать! Не сметь мне мешать!
И он кинулся к двери. Как только Артем выскочил в коридор, Даниил Грушин расхохотался. Вот оно, начинается! Потом осторожно вынул видеокассету из магнитофона и то же самое сделал с диктофоном. Меры предосторожности надо соблюдать. Ольга не имеет привычки шарить в вещах мужа, но, как правильно говорится, береженого Бог бережет. И Даниил Грушин стал уничтожать пленки. Они свое дело сделали.
И в это время… В это время пробило полночь. Грушин бросил взгляд на часы и машинально подумал: «Полночь…» Ольга дала время до полуночи? И что? Ничего не изменилось. Мир не изменился. Все идет, как идет. Согласно его планам.
Даниил Эдуардович Грушин нежно посмотрел на мертвых красавиц и подмигнул Вивьен Ли: «Кажется, мы победили. Теперь все у нас будет хорошо…»
…В это время Валентин Борисюк был на втором этаже. Бродил, толкаясь в двери, и искал, чертыхаясь, чем бы перерезать ремень. И как перерезать. Мысль работала с трудом. Разумеется, надо было воспользоваться бритвенным прибором. Но легко сказать! Это же ремень! Кожаный ремень, прочный.
Когда пробило полночь, он это услышал. Внизу, в гостиной, раздался мелодичный звон. Потом еще какой-то звук, которому Валентин Борисюк не придал значение. Потому что его занимала только проблема связанных рук. Наконец он решился и толкнулся в каминный зал. Там сидели Сид, Инга и Прасковья Федоровна. Инга невольно вскрикнула.
— О боже! Он их убил! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Даню и бизнесмена!
— Чем? — и Валентин показал, что руки у него до сих пор связаны. — Реутов с Грушиным выясняют отношения. У него в спальне. А я… Ну, будьте вы людьми! Развяжите! У меня уже кровь не циркулирует! Сами бы попробовали!
— Мать? — нерешительно посмотрел Сид на Прасковью Федоровну. Пусть она решает. Она умная.
— В самом деле, — сказала вдруг Инга. — Человек же мучается!
— А как ты оттуда выбрался? Из сортира? -подозрительно спросил Сид. — Дверь-то заперта!
— Они забыли ее закрыть. Ну? — и Валентин поочередно посмотрел на обеих женщин, взывая к их природной чувствительности.
— Хорошо, — кивнула Прасковья Федоровна. — Сид.
— Как скажешь, мать.
И плейбой встал, подошел к Борисюку и стал раскручивать ремень.
— В самом деле, — сказала Прасковья Федоровна. — Пока с нами Сид, ничего не случится.
Освобожденный Борисюк стал разминать затекшие руки. В это время на пороге каминного зала появился Артем. Несколько минут он взволнованно ходил по коридору на третьем этаже. Мысли путались. В голове всплывали обрывки фраз. Самых обидных из прослушанного только что диалога. В это время пробило полночь. Артем слышал, как били часы в гостиной, на первом этаже. Это его словно подтолкнуло. Он решительно спустился по лестнице и прошел в каминный зал.
Увидев его, Инга невольно вздрогнула:
— Что случилось?
— Наконец-то! — воскликнула Прасковья Федоровна. — А мы уже начали за вас переживать. Между прочим, у нас новость! Пока вы отсутствовали, эта прелестная девушка призналась нам с Сидом, что она — шантажистка!
— Замолчите! — зло сказала Инга.
— А разве не так? Сид?
— Именно, — кивнул плейбой. — Призналась.
Артем подскочил к столу и схватил графин с водкой. Плеснул в рюмку, руки у него подрагивали, и водка пролилась на скатерть. Он выпил залпом и сказал, обращаясь к Инге:
— Нам надо поговорить. Срочно.
— Тебе Грушин что-то сказал? На тебе лица нет!
— А на тебе… Пойдем. Не здесь.
Он подошел и цепко схватил Ингу за руку. Та поднялась. Артем чуть ли не силой потянул ее к дверям.
— Ой, как интересно! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. И окликнула его: — Эй! Товарищ! Руководитель! А нас вы, что же, оставляете наедине с убийцей? У него, между прочим, руки теперь развязаны!
— Да пошла бы ты… — сквозь зубы сказал Реутов.
— Ну надо же… — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный господин…
Артем и Инга покинули каминный зал. Дверь осталась открытой.
— У него проблемы с бабой, — заметил Валентин Борисюк. — Она оказалась не только шлюхой, но и шантажисткой. Реутов влип!
— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — Значит, Инга шантажирует этого господина? Вот вам и пара! А вас кто?
— Вообще-то шофер. То есть деньги брал Ваня. Но не исключено, что делился и с Ингой.
— Скажите пожалуйста! Но тогда получается путаница. Кого шантажировала Кира?
— А разве не вас? — пристально глянул на нее Валентин. — Разве не она за вас книжки писала? И под угрозой разглашения тайны вытягивала деньги на наркотики?
— Какие еще деньги? Какие наркотики? Пардон, но меня никто не шантажировал!
— Но кто же тогда шантажируемый? — растерянно спросил Борисюк.
И тут… случилось неожиданное. На вопрос Валентина ответил Сид.
— Я, — сказал он и добавил: — Прости, мать. Прости.
Даниил Грушин, стоящий в открытых дверях каминного зала, при этих словах улыбнулся. Наконец-то!
ЧЕРВИ: ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ…
После полуночи
