компании своих самых близких друзей вёл себя с ними как раньше, когда они все вместе учились. Вот и сейчас по мужчинам и не скажешь, что один из них император одной из величайших империй.
— Да, Серж, ты прав, повод другой, тебя у нас ещё будет время обсудить, — император улыбнулся и продолжил уже серьёзным тоном:
— Один из участников конкурса на булатную сталь утверждает, что добился такого качества и даже прислал образцы. Пошли в оружейную, при нас будут испытывать.
Кинжалы действительно были похожи на гандийский булат, характерная зернистость покрывала поверхность стали. На рукоятке был вылит знак Стоглавой империи — орёл, сидящий на трёх куполах. То есть это никак не мог быть гандийский булат. Гандийские мастера никогда не ставили чужие клейма, только свои.
В течение часа кинжалами рубили, метали, по ним стучали топорами и мечами. Но они с честью прошли все испытания.
Император светился и радовался как ребёнок, барону тоже было радостно, а граф Забела в это время изучал документы по тому, кто сделал эти кинжалы и, прочитав, с каким-то злорадным интересом посмотрел на Виленского.
— Андрей, что такое? — император первым заметил странное поведение графа.
— Да вот, думаю, что там в Никольском уезде, может скоро Святой старец* появится или уже появился, просто прячется.
(выдуман. Здесь в Стоглавой до появления Христа был Святой Старец)
— Да, что ты в самом деле, Андрей, у нас есть булат свой… — император любил ироничность графа, но уже стал терять терпение
Но Забела ухмыляясь, задал ещё вопрос:
— Знаете кто подал на «привилегию»? И где сделали эти кинжалы?
— Где? — спросил император, а Виленский почему-то уже знал, что ответит Забела.
Глава 35
В трёх вёрстах от столицы. Кузьминки. Имение генерал-поручика барона Александра Григорьевича Строганова.
— Почему, батюшка? Почему барон перенёс помолвку? Я ему не понравилась? — обычно старавшаяся держать себя в руках Анна Александровна еле сдерживала слёзы.
Может и не было никакой большой любви к барону, но она уже всё выяснила, даже советовалась со своей нянюшкой как вести себя с мальчиком, чтобы стать ему хорошей мамой. Его же жалко, родная мать его бросила. Да и платье свадебное уже выбрано.
— Что же так не везёт на женихов, — думала Анна, — я как будто проклятая с венцом безбрачия, видно закончу дни старой девой.
Отец так и не объяснил причину, но Анна решила не сдаваться и выйдя от отца приказала запрячь карету, чтобы ехать в Москов к Виленскому.
Если бы кто-то узнал, что она решилась на такое, то даже отец, который всегда трепетно относился к дочке, выпорол бы её так, что неделю бы сидеть не смогла.
И быть бы Анне Александровне поротой, да повезло, уже пробираясь к выходу из дома, услышала, как отец рассказывает матери, что Виленский оказывается ещё не завершил процедуру развода. И у Анны созрел другой план.
Она поняла, что между ней и бароном до сих пор стоит его жена, Ирэн Виленская.
— Надо поехать к ней, посмотреть, что же это за женщина, возможно поговорить, — решила Строганова.
Характер у юной баронессы был отцовский, если она что-то решила, то непременно сделает задуманное.
На следующий день, Анна стала собираться, отцу и матери сказала, что поедет к тётке в Нижний, чтобы развеяться от страданий об отложенной помолвки.
Никто ничего не заподозрил. И баронесса Строганова выехала в сторону Никольского уезда. С собой взяла старую няньку и охраны четырёх верховых. Отец не разрешил ехать без сопровождения.
Никольский уезд был по дороге в Нижний, и Анна собиралась заехать туда под каким-либо предлогом.
Первая половина дороги прошла отлично, переночевали на Муромской заставе, Анне даже понравилось путешествовать. Раньше её утомляла долгая дорога, когда она ездила к тётке. Но теперь у неё была цель и это делало дорогу интересной, она смотрела на расцветающую землю, первая весенняя травка уже стала появляться, снег сошёл, в голове Анна прокручивала варианты встречи с Ирэн Виленской и все они были разными. Иногда Ирэн закатывала истерику и кричала, что не отдаст ей супруга, и была при этом некрасивой и даже страшной, а иногда ей казалось, что она увидит грустную несчастную женщину, которой нужна будет помощь.
В таких размышления дорога проходила быстро. Оставалось всего несколько вёрст до Никольского, потому как Анна уговорила капитана охраны заехать в город в аптеку Штромбеля.
Да-да, слава об аптеке Софьи Штромбель уже достигла столицы.
Время было вечернее, поэтому, когда внезапно небо заволокло тучами и сверху хлынул настоящий весенний ливень, стало совсем темно. Дорогу быстро развезло, и колесо у кареты отвалилось.
Кучер и солдаты, сразу промокшие под этим ливнем, некоторое время пытались починить карету, но вскоре стало понятно, что дождь не собирается заканчиваться, становилось всё холоднее и надо было что-то решать.
А в это время Ирина возвращалась из Никольского домой, в поместье. Увидев чью-то карету, она приказала кучеру остановиться, чтобы узнать не нужна ли помощь.
Солдаты обрадовались, что им не придётся везти их подопечную верхом и подвергать опасности заболеть лихорадкой. Строганова тоже обрадовалось возможности пересесть в сухую тёплую карету к дочери помещика Лопатина. Но вот беда, когда Анна выходила из своей кареты, она поскользнулась на мокрой ступеньке и, попытавшись удержаться, всё-таки упала, сильно ударившись ногой.
Сломанную карету пока оставили на дороге, Анну перенесли и усадили в карету к Ирине, вместе с ней Ирина забрала старую нянюшку, которая стеснялась к чужой барышне в карету в мокром садиться, но Ирина была непреклонна, потому как не могла себе представить, как это пожилая женщина поедет под таким ливнем снаружи.
До поместья Лопатиных доехали быстро. Успели только поговорить про дорогу да назвать друг другу имена. И никто из них даже не подумал, что одна жена, а другая невеста одного и того же человека. Это были просто две молодые женщины, которые только что познакомились.
Приехав в поместье, Ирина тут же организовала, тёплую еду, нагретое вино, баньку. Выяснилось, что ногу барышня повредила значительно, она вся распухла и болела. Ирина приказала ногу барышне перемотать, приложила лёд и пообещала с утра послать за доктором.
* * *
Москов. Столица
Наступило воскресенье, надо было идти на обед к сестре Виленского. Леди Бейкер снова надела ненавистное монашеское чёрное платье и приказала горничной зачесать волосы в гладкую причёску.
Воспоминания прошлой ночи будоражили кровь Жозефины. Красавчик граф приходил в первую ночь после памятного поцелуя в карете, но Жозефина не открыла. Пусть помучается, хотя ей и хотелось самой, но
