СМ СССР о лишении Носенко медали „За безупречную службу III степени“.
Приговор обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит».
В результате проведенного в КГБ служебного расследования многие сослуживцы перебежчика понесли наказание. Начальник Второго главного управления генерал-майор Грибанов Олег Михайлович был отстранен от должности, а больше сотни сотрудников отозваны из зарубежных командировок и стали невыездными.
* * *
Опасаясь, что ЦРУ не выполнит своих обещаний, Носенко занервничал и стал топить свои переживания в алкоголе, что вскоре перешло в беспрерывный запой, и новая жизнь в Америке превратилась в кошмар.
Джеймс Джезус Энглтон, начальник контрразведки ЦРУ, считал, что побег Носенко служил способом, во-первых, чтобы отвлечь внимание от информации настоящего перебежчика Анатолия Голицына о «кротах» в ЦРУ, во-вторых, чтобы довести до Запада информацию о том, что КГБ не имеет никакого отношения к Освальду и к убийству Кеннеди. Эти подозрения на первый взгляд казались обоснованными.
Действительно, было весьма странно слышать, что КГБ не проявил внимания к Освальду, бывшему морскому пехотинцу, да еще и служившему оператором радара на военной базе самолетов-разведчиков U-2 в Ацуги в Японии. К тому же, если Освальд убил президента по собственной инициативе, то вполне вероятно, что советское руководство могло «подкинуть» ЦРУ перебежчика в лице Носенко, чтобы убедить администрацию США в своей непричастности к убийству.
По указанию Энглтона 4 апреля 1964 года сотрудники ЦРУ провели допрос с пристрастием. Носенко был подвергнут проверке на детекторе лжи. А чтобы заставить его говорить правду, было решено, независимо от фактических результатов проверки, сказать ему, что ее он не прошел, то есть уличен во лжи.
«Сотрудники ЦРУ стали кричать, что я вру, и в комнату немедленно ворвались несколько охранников, — вспоминал Носенко. — Они приказали мне встать к стене, раздеться и обыскали меня. После этого повели наверх, в одну из комнат на чердаке. Там была только металлическая кровать, прикрепленная к полу. Мне не сказали, для чего меня поместили сюда и на какой срок. Через несколько дней сотрудники ЦРУ начали допрос. Я старался сотрудничать добросовестно и вечерами даже записывал все, что мог вспомнить о КГБ. Допросы длились два месяца, и были очень грубы и враждебны. Затем они вообще перестали приходить».
В изоляции Носенко находился с апреля 1964 года по декабрь 1968 года. Особенно тяжелыми условия заключения были в учебном центре ЦРУ, на так называемой «Ферме», где Носенко содержался с августа 1965 года по октябрь 1967 года.
Носенко доставили туда в наручниках, с завязанными глазами и поместили в бетонную камеру с решетками на дверях. В камере была только узкая железная кровать с матрасом, а постельное белье отсутствовало. Днем и ночью за ним наблюдали охранники. Чтобы чем-то занять себя, Носенко тайно из ниток разного цвета смастерил шахматы, но во время регулярно проводившегося обыска они были конфискованы.
Только спустя год с лишним ему разрешили 30-минутные прогулки на свежем воздухе в огороженном бетонным забором дворике и занятия физическими упражнениями.
Все это время Носенко интенсивно допрашивали, зачастую с применением все того же детектора лжи. Надо сказать, что все допросы ничего, кроме ничтожных деталей, не добавляли нового к уже сказанному.
Руководство ЦРУ, между тем, требовало от Энглтона окончательного разрешения сложившейся ситуации.
В 1967 году новый директор ЦРУ Ричард Хелмс поручил сотруднику управления безопасности Брюсу Соли вернуться к рассмотрению вопроса о причинах ухода Носенко на Запад.
В то же время Энглтон дал поручение своим подчиненным представить план решения проблемы.
Пит Бегли, сотрудник, специализировавшийся на операциях против СССР и принимавший непосредственное участие в судьбе Носенко, к тому же разделявший точку зрения Энглтона, что данный перебежчик не что иное, как подстава КГБ, не замедлил с ответом. В своем письме Энглтону он изложил свое видение возможных путей разрешения проблемы.
Так, пунктом 5-м в перечне возможных акций значилась «ликвидация перебежчика»; под 6-м — «сделать его не способным связно излагать свои мысли» (для этого предлагался набор психотропных препаратов); под 7-м — «помещение в дом для душевнобольных, не ввергая его самого в беспамятство».
Победила точка зрения Брюса Соли. В октябре 1968 года он представил директору ЦРУ доклад, в котором оправдывал Носенко. Доклад тут же был подвергнут острейшей критике со стороны Энглтона и приверженцев его точки зрения.
Однако заместитель директора ЦРУ Руфус Тейлор согласился с выводами Соли: «Я убежден теперь, что нет никаких оснований считать Носенко не тем человеком, за которого он себя выдает».
Ричард Хелмс положил конец спорам (и страданиям перебежчика), наградив Соли медалью за работу по реабилитации Носенко и предоставив последнему двухнедельный отпуск во Флориде, но… под охраной двух гориллоподобных сотрудников ФБР.
По возвращении из Флориды Носенко получил документы на новое имя, его зачислили в штат ЦРУ на должность консультанта и (!) выплатили компенсацию (за вынужденный прогул!) в размере 137 052 долларов.
В должности консультанта Носенко проработал до конца 1980-х, и все это время ему, как считали его хозяева в Лэнгли, грозила смертельная опасность, но уже со стороны КГБ, якобы занесшего его в список предателей, подлежащих ликвидации.
Помилуйте, господа хорошие! На дворе — начало XXI века, «сталинские эскадроны смерти» давно упразднены ввиду избыточного числа перебежчиков — сотрудников спецслужб Советского Союза и Российской Федерации, оказавшихся на Западе в 1980–2000 годах, поэтому о какой ликвидации Носенко, бежавшего в начале 1960-х, может идти речь?!
Часть V. Шеймов: герой без подвига
Безрезультатные поиски
Летом 1980 года всем сотрудникам силовых структур СССР были розданы фото семьи Шеймовых — Виктора, Ольги и их пятилетней дочери, пропавших без вести. Чтобы стимулировать интерес к их поиску, через агентов МВД и КГБ был распространен слух, будто глава семейства — ответственный сотрудник центрального аппарата Комитета госбезопасности. В доказательство этого посыла было объявлено, что Следственное управление КГБ СССР возбудило уголовное дело по факту исчезновения семьи.
По прошествии нескольких месяцев поиски семьи удивительным образом пересеклись с другим уголовным делом: 28 декабря 1980 года сотрудники 5-го отделения (Таганско-Краснопресненская линия) Отдела по охране метрополитена ГУВД Мосгорисполкома задержали на станции «Ждановская» и убили заместителя начальника Секретариата КГБ СССР майора Афанасьева. 14 января 1981 года Генеральная прокуратура СССР выдала санкцию на арест подозреваемых, которые вскоре дали признательные показания. Вслед за этим в Комитете госбезопасности появилась версия о причастности арестованных к исчезновению семьи Шеймовых.
На допросах экс-милиционеры, с трудом вспоминая детали, путались в подробностях, давали противоречивые показания о совершенных ими злодеяниях. Один из злоумышленников обмолвился об убийстве какой-то
