но он вдруг уверился, что всё получится иначе.
Он приказал принести "личные дела" Натальи, Ксении и Анны Григорьевны. Разумеется, не из отдела кадров, а из собственной службы безопасности. Это были другие "дела" — со сведениями о родственниках, близких знакомых, об увлечениях, слабостях, пороках и достоинствах… Борисевич завел эти "дела" только на тех, кто входил в "ближний круг". Наталья с Ксенией и даже уборщица Анна Григорьевна, каждодневно мывшая полы в кабинете Грибанова, тоже были в этом "круге".
Он просидел над бумагами часа полтора, периодически сверяясь с картой города и рисуя всякие значки. Затем вызвал своего заместителя Попова.
— За этими двумя установи наблюдение. По этим адресам отправь людей. Но чтобы очень аккуратно. Никаких вламываний в квартиры, и даже появлений под видом водопроводчика. Пока только всё отслеживать, можно осторожно переговорить с соседями. Предлог придумаешь сам.
— Понял, — кивнул заместитель и добавил со смесью удивления и удовольствия: — А что, адрески-то как раз в нашем секторе, рядом с таксофончиками. Родственники и знакомые… Славная компания.
— Из славной компании надо еще найти нашего, — с нажимом произнес Борисевич, — человека.
— А если всё же еще раз с дамами переговорить? — тоже с нажимом спросил Попов.
— Ты только предложишь чаек с тобой попить, как тут же сигнал соответствующий поступит. И Карину увезут непонятно куда. Мы и так уже смуту внесли. — Вадим нахмурился. — Остается надеяться, не до такой степени, чтобы они в партизаны подались. Скорее всего, затаятся. В конце концов, — он похлопал ладонью по папке с "делами", — дамы, как ты выражаешься, про эти наши дела не знают.
На выходе Попов столкнулся с Зубовым. У того тоже была папка, правда, тоненькая. Коротко спросил:
— Поход оказался удачным?
Валера кивнул, и Попов ничего уточнять не стал. Для уточнений имелся начальник, а у заместителя начальника имелась масса своих забот.
Зубов подошёл к столу, положил папочку и двумя пальцами выудил мультифору, внутри которой проглядывал листок с текстом, якобы сочиненным Феклистовым.
— Казик этого парикмахера прижал так, что у того волосы дыбом встали, — отдал должное Валера. — Но вообще-то парень хлипковатый. Раскололся быстро, даже молотка не понадобилось. Меня то есть.
— И что оказалось внутри?
— Оскорбленные чувства по случаю развеянных грез и растоптанной любви. Это Казик так выразился. — Валера ухмыльнулся. — А если по-нашему, по-простому, Феклистов крутил с сестрой парикмахера роман, а потом его раскрутил, то есть бросил дамочку сердца. А парикмахер это воспринял как личное оскорбление, но, конечно, не только. Он явно хотел Феклистова в каких-то своих делах задействовать, но обломилось. Вот он и впал в сильный гнев и решил портняжке крепко напакостить. Прямо на самую рожу.
— То есть классический вариант мести?
— Как в классической, но дешёвой мелодраме, — брезгливо сморщился Валера, аккуратно вложил мультифору обратно в папочку и двинулся к двери. — Я к ребятам сейчас… чтобы быстренько отпечатки этого мстителя срисовали.
"Ну надо же, бросили сестрицу, а бесится братец, — подумал Вадим. — Впрочем, может, сестрица и подначивает втихаря, на интересах и слабостях братца играет. Но тогда она хитрая, а он дурак. Хотя она тоже дура — на что рассчитывает при таком раскладе?"
Конечно, никому не хочется быть брошенной и покинутой… Вадим вдруг представил, что в этом незавидном качестве он бы оказался по воле Тамары с Оленькой, и… не испытал ровным счетом ничего. Даже легкого сожаления. Было и прошло, и, в общем-то, нормально. Бабы с возу… Вот именно так. Хотя еще пару дней назад ему наверняка бы казалось, что совершенно не так. Разумеется, он не стал бы устраивать всякие там мести, но обижался бы, негодовал, задавал себе дурацкие вопросы про собственную мужскую состоятельность — в общем, чувствовал себя, как подавляющее большинство людей, которым сообщают, что роман подошёл к эпилогу и не им дозволено поставить последнюю точку.
Они словно уловили его мысли на расстоянии. Первой — всегда и во всем предпочитающая быстроту и натиск Тамара.
— Привет, мой тигр! Ты слышишь призывное рычание своей тигрицы?
Вадима передернуло. Тигр… Тигрица…
Неужели ещё недавно он воспринимал эту игру совершенно естественно и даже с удовольствием? Какой мужик откажется от звания тигра да еще рядом с настоящей тигрицей?
— Извини, я очень занят. И сейчас, и сегодня, и в ближайшие дни, — произнес он очень спокойно, и в этом спокойствии не было никакого усилия.
— Да? — удивилась Тамара, причем явно не словам, а интонации. — И долго твоя занятость продлится?
— Думаю, долго. Извини, — повторил Вадим и нажал отбой.
Оленька позвонила через пятнадцать минут.
— Привет, голубок! Твоя голубка готова почистить перышки и лететь прямо к тебе в гнездышко.
Вадим поморщился. Голубок… Голубка…
Неужели ещё недавно он и эту игру воспринимал совершенно естественно и даже с удовольствием? Какой мужик откажется, чтобы его воспринимали образцом нежности да еще рядом с образцом ласки?
— Прости, я очень занят. И сейчас, и сегодня, и в ближайшие дни. — Он вновь произнес это очень спокойно, без всякого напряжения.
— Да? — озадачилась Оленька, причем опять же не словами, а интонацией. — И когда ты освободишься?
— Думаю, не скоро. Прости. — И он вновь нажал отбой.
А потом смотрел на телефон и ждал. Если бог любит троицу, то должна позвонить Рита. От её самого обычного голоса у него…
Он не станет говорить про свою занятость, хотя действительно страшно занят, и не начнёт ничего придумывать, и не будет спокойным, и не нажмет отбой…
Но Рита конечно же не позвонила.
Зато по внутреннему телефону позвонил Зубов.
— Вадим, ты прикинь какой фокус-покус! Знаешь, чьи пальчики на "жучке" в кабинете Феклистова? Парикмахера этого, хилого мстителя!
Борисевич взял с собой Казика, предупредив, что действовать придется по ситуации и к этому надлежит быть готовым.
Бросившейся на перехват администраторше даже в лицо не посмотрел — километровые ноги, впрочем, тоже оставил без внимания. Небрежно отодвинул девицу в сторону и вломился в кабинет Анциферова, словно в переполненный автобус, — с твердым намерением растолкать всех и доехать до нужной остановки.
В кресле восседала массивная дама с коротюсенькой стрижкой. Вокруг неё резвым комариком летал и жужжал феном Святослав. При появлении Борисевича он вздрогнул, при виде Казика выпучил глаза. Толстая дама приподняла тонкую бровь.
— Римма Петровна, всё готово в наилучшем виде, — засуетился парикмахер, выставив перед собой фен, будто пистолет.
Клиентка внимательно посмотрела на себя в зеркало, удовлетворенно качнула головой, не спеша выбралась из кресла и степенно проследовала к выходу. На пороге оглянулась, смерила взглядом наглых визитеров и произнесла назидательно:
— Я считала, Святослав, что вы обслуживаете только солидную публику.
