Брежнев. — Товарищу Алиеву следует выразить благодарность. Жора, отметь. Но я не об этом. Спрашивается, как так вышло, что авария на дороге где-то в самой южной точке нашей Родины привела не к трагедии, а наоборот, к научному и технологическому рывку? Возможно, крупнейшему за всю историю человечества. Как там было написано в резолюции от кого-то из твоих спецов, Владимир Алексеевич? Сравнимо по значимости с изобретением колеса. Так? Я запомнил.
— Так, Леонид Ильич. Хотя я бы не торопился.
— А я тороплюсь! — жёстко сказал Брежнев. — Мне не так уж и много осталось. В любом случае. Не хочу оставить страну с теми проблемами, которые нас сейчас просто разрывают. Если судьба, фарт, бог или чёрт в ступе дают шанс, я его использую, во что бы то ни стало. И другим советую, — Брежнев пару секунд неотрывно смотрел на Кириллина, пока тот не отвёл взгляд. — Ладно, — продолжил Генеральный секретарь ЦК КПСС, — будем считать это лирическим отступлением. Тебе нужен статус, Серёжа. Никто не станет относиться серьёзно к школьнику. Поэтому твоя задача — в ближайшее время закончить школу и получить аттестат о среднем образовании. А уже в следующем году — поступить в институт. Сможешь?
— Не вижу препятствий, Леонид Ильич.
— Это хорошо, — усмехнулся Брежнев. — Препятствий он не видит, ишь ты… Так вот, чтобы препятствий у тебя было поменьше, сделаем тебя для начала консультантом по научно-техническим вопросам. ЦК и Верховного Совета. Думаю, соответствующих удостоверений будет достаточно, чтобы убрать… препятствия.
— Мы ему ещё наше дадим, Леонид Ильич, — подал голос Бесчастнов, — комитетское. Внештатного сотрудника. На всякий случай.
— Лишним не будет, — согласился Брежнев. — А то знаю я наших бюрократов — без бумажки ты букашка. Ну и начинаем работать. Жду результатов как можно скорее.
— Это ещё не всё, Леонид Ильич, — сказал я.
— Что ещё?
— Ваше здоровье, Леонид Ильич. Я слегка поправил, но совсем слегка. Нужны ещё сеансы.
— Начинается… — проворчал Брежнев.
— Можем не делать, — сказал я. — Но тогда забудьте о бодрости и энергии. О нормальном сне без снотворного тоже забудьте.
— Откуда ты знаешь, что я плохо сплю?
— Прапрадед по матери, — напомнил я. — И вообще, это не только в ваших интересах, но и всей страны. О своих собственных я уже молчу. Мне же палки в колёса начнут вставлять со всех сторон. А кому их обламывать? Кроме вас некому.
Брежнев хмыкнул. Видимо, представил себя в роли обламывателя палок в колёсах стремительного прогресса.
— Сколько тебе нужно сеансов?
— От восьми до десяти, — сказал я. — По двадцать минут на каждый.
— Ну это ещё ладно, — пробурчал Брежнев. — Жора, организуй. График и прочее.
— Сделаем, Леонид Ильич, — кивнул Цуканов.
— Теперь последнее, — сказал Брежнев. — Машина и охрана. Второй раз мы на эти грабли не наступим.
— Никакой охраны, Леонид Ильич, — сказал я. — Машина с водителем — ладно, согласен. Но никакой охраны. Я категорически против.
— Ну, знаешь ли, против, не против, а придётся терпеть. Я же терплю.
— Вы — глава государства. А я — никому не известный мальчишка. Охрана — это привлечение внимания. Куда она будет за мной следовать? В магазин, в школу, на спортплощадку, на свидание с девушкой?
— Куда ты — туда и они. А как ты хотел? Назвался груздем — полезай в кузов. Ты слишком ценный кадр для страны, чтобы тебя терять. Ты думаешь, только на ЦРУ у тебя были виды? Есть и другие, будь уверен. Врагов у нас хватает, и они не дремлют.
Так, просто отговорить не вышло. Ладно, зайдём с козырей.
— Леонид Ильич, — сказал я как можно мягче. — Вам рассказывали, как я ушёл из здания ЦРУ в Лэнгли?
— Какие-то небылицы, — буркнул Брежнев. — Якобы ты сумел обмануть охрану. Причём так ловко, что никто поначалу ничего не заметил. А когда заметили, было поздно, — ты уже уехал на угнанной машине.
— Было немного иначе, но не слишком далеко от истины, — сказал я. — Вместе со способностью лечить руками и открытиями, взявшимися словно ниоткуда, я умею сделать так, что меня никто не увидит. Кроме того, могу загипнотизировать человека так, что он выполнит то, что я ему скажу. Товарищ генерал-лейтенант не даст соврать.
Брежнев посмотрел на Бесчастного.
— Это правда, Леонид Ильич, — подтвердил тот. — В Узбекистане Серёжа продемонстрировал феноменальные качества. На уровне Вольфа Мессинга, не меньше.
— Не верю, — сказал Брежнев и потянулся за очередной сигаретой.
Я вошёл в орно, закутался в «туманный плащ» и пропал для окружающих.
Просто они пока этого не поняли.
Быстро и бесшумно поднялся, вышел из беседки, скрылся за ближайшими кустами. Вышел из орно.
— Не понял, — услышал голос Брежнева. — Куда он делся? Только что был здесь. Товарищ полковник, где ваш сын?
— Не знаю, Леонид Ильич, — ответил папа встревоженно. — Я точно так же ничего не понимаю, как и вы.
— Этого ещё не хватало. Алексей Дмитриевич!
— А я предупреждал, Леонид Ильич. Он умеет.
— Что за чертовщина…
Я вышел из-за кустов и направился к беседке.
— Вот он! — воскликнул Цуканов.
— А говоришь, не фокусник, — сказал Брежнев, дождавшись, когда я вернулся на место. — Признайся, в цирке научился?
— В цирке так не умеют, Леонид Ильич, — сказал Бесчастнов. — Так даже у нас не умеют.
— А вот это плохо, — сказал Брежнев. — Надо, чтобы умели.
— Согласен, — сказал генерал-лейтенант. — Надо.
— Слышал, Серёжа? Научить других сможешь?
— Не знаю, Леонид Ильич, — признался я. — В теории, наверное, да. На практике — не знаю. Не пробовал никогда.
— Вот и попробуешь. Но ты меня до конца не убедил.
— Почему?
— Потому что тебя всё равно сумели похитить. Не смотря на все твои сверхспособности. Где гарантия, что этого не случится опять?
— Полную гарантию не даст никакая охрана. Наоборот, она мне только мешать будет. Похитили меня, потому что я не был готов. Расслабился. Думал, что где-где, а у себя дома я в полной безопасности. Эффект неожиданности. Второй раз меня на это не купят. Леонид Ильич, поймите правильно. Наиболее эффективно я смогу действовать только в условиях полной свободы. Натура такая. Чем больше меня попытаются ограничить, тем хуже будет результат. Самым наихудшим решением, сразу предупреждаю, будет создать какой-нибудь жутко засекреченный научно-технический центр и запереть меня там за пятиметровым бетонным забором и колючей проволокой.
— Свобода — это осознанная необходимость, — произнёс Брежнев. — Слышал такой афоризм? Иногда осознанной необходимостью может быть бетонная стена и колючая проволока.
— Ага, — сказал я. — Arbeit macht frei[19]. Кажется, так было написано на воротах немецких концлагерей.
— Дерзишь, — нахмурился Брежнев. — Ты кем себя возомнил?
— Никем, Леонид Ильич. Я простой советский школьник. Не более того.
Повисла тяжёлая пауза.
