шаг ему давался с трудом и невыносимой болью. Но он этого не показывал. Ходил ровно, хоть и с помощью трости.
Всех встреч с ним уже и не помнила. В памяти отображалось лишь то, что я всегда пряталась, всячески стараясь избегать его. А в те моменты, когда у меня не получалось этого сделать, я старалась даже не смотреть на него.
Почему-то вспомнила о том, как сидела во дворе и играла мячом. Не заметила его приближения, но сильно вздрогнула, услышав вопрос:
«Играешь?»
Обернувшись, и увидев этого страшного мужчину, я дернулась настолько сильно, что выронила мяч.
«Ты боишься меня?» — спросил он, смотря на меня единственным целым глазом. Второй тоже был скрыт бинтами. Я всегда боялась того, что было под ними. Внешних уродств, которые скрывал этот человек.
Я ничего не ответила. Просто не могла. Одеревенев, смотрела на него, как на чудовище. В особенности на пустой рукав отсутствующей руки. Обычно этот мужчина носил деревянный протез. В тот момент был без него и меня пугал даже тот чертов пустой рукав.
Мужчина спустился по ступенькам и подобрал мой мяч. Опять поднявшись ко мне, протянул его мне.
«Не бойся. Я не страшный»
«Нет. Вы страшный. Не подходите ко мне» — сбито сказала, смотря на этот мяч, как на нечто такое к чему больше не прикоснусь. Ведь его взял в руку этот страшный человек.
Тогда я резко поднялась со ступенек, на которых сидела и убежала. Даже не оглядывалась. И к тому мячу действительно больше не прикоснулась.
Немного позже этот мужчина опять появился у нас.
«Николас, подойди» — Грегор подозвал меня. Тепло улыбнулся и я уже побежала к нему, но, увидев рядом с отцом этого страшного мужчину, остановилась.
«Нет, я не хочу» — я отрицательно качнула головой и попятилась назад.
«Почему?» — отец приподнял бровь. — «Я хотел, чтобы ты рассказал об успехах в детском саду. Тебя же хвалят воспитатели».
Я отрицательно качнула головой, продолжая отходить назад.
«Ничего страшного» — тот мужчина смотрел на меня, но говорил это моему отцу. — «Я все понимаю. Пусть идет».
Позже отец вечером сделал мне выговор. Объяснил, что нельзя себя так вести.
«Пап, я его боюсь» — понуро прошептала. — «Этот дядя страшный»
«Чем именно он страшный?»
«Он выглядит… Как монстр. И его рука…»
«Николас, пожалуйста, прекрати. Этот человек очень хороший и мне жаль, что ты судишь по тому, что видишь. Я тебя не так воспитывал»
Мне стало жутко стыдно перед отцом, но все равно не могла себя пересилить. Тот страх, который я испытывала перед тем мужчиной, отказывался уходить. Он въедался в сознание и, когда тот человек опять приходил к нам, я вновь старалась прятаться.
Но он больше не подходил ко мне. Не тревожил. Лишь смотрел издалека.
В какой-то момент, когда мне уже было пять, мне все же стало совестно. Причиной этого стали подарки. Раньше, каждый год, на любой из праздников, я находила в своей комнате на кровати коробки в красной обертке. И подарки, находящиеся там были великолепны. Речь была не в их стоимости, а в том, что в этих коробках было то, что я на тот момент желала больше всего.
Помню, как поблагодарила отца за эти подарки, а он ответил, что их оставлял не он.
От кого именно были эти коробочки он мне так и не ответил.
Но в тот момент, когда этот страшный мужчина перестал приходить к нам, подарки тоже перестали появляться. Я не связывала их с ним. Мне вообще было трудно представить, что именно он с такой заботой мог отнестись ко мне. Разве страшное чудовище способно на нечто такое?
Но, тем не менее, мой детский мозг начал работать. Причем, в обратном направлении.
Я долго думала и поняла, что он действительно не сделал мне ничего плохого. Да, в моем понимании он все еще оставался чудовищем, но разве чудовище обязательно должно быть плохим?
После этих мыслей я принялась рисовать открытку для этого страшного мужчины. Делала это долго и остановилась лишь в тот момент, когда была полностью довольна результатом. Ту открытку я считала самой лучшей из тех, которые я нарисовала.
«Пап, когда придет тот страшный человек? Я хочу передать ему эту открытку» — я нерешительно показала отцу аккуратно вырезанный кусок листа. — «И… Я хочу извиниться»
Папа неожиданно обнял меня. Долго молчал. Лишь спустя время тихо сказал, что тот человек больше никогда не придет.
«Почему? Вы поругались? Не переживай, вы обязательно помиритесь, а я сохраню эту открытку» — я улыбнулась, пытаясь приободрить отца.
Я действительно тогда была маленькой и глупой. Не понимала, почему ранее папа ходил в черном костюме и выглядел так, словно его глаза потухли.
Я тогда вообще слишком много не понимала, а сейчас меня ломало. Выкручивало наизнанку и кровью пропитывало судорожные мысли. Хотелось кричать, срываться с места и глубоко расцарапывать собственную кожу. Ведь то, что я сейчас постепенно осознавала, было сильнее любой боли.
Хотелось вернуться в прошлое и взять тот мяч из Его руки.
Посмотреть на Него и сказать хотя бы «спасибо».
Больше никогда и ни за что не убегать от Него.
Проклятье, каким же глупым, никчемным ребенком я была.
Поднявшись с кровати, я на подрагивающих ногах пошла в коридор. Там у горничной узнала, где найти Норда и, постучавшись в дверь его спальни, молча ждала, когда же мужчина выйдет.
— Мисс Мелисса? — выйдя из спальни, мужчина окинул меня взглядом. Уже был глубокая ночь, но он все еще не спал. — Что-то случилось? Вам плохо?
— Я хочу поехать на могилу Яна Веста.
— Мы можем поехать туда утром.
— Если есть такая возможность, я бы хотела сейчас.
Мужчина лишь кивнул. Вернулся за пиджаком, после чего мы вместе спустились вниз. Понадобилось еще полчаса, чтобы собрать охрану и вот в сопровождении трех машин, мы выехали из дома.
— Можно попросить у вас телефон? — спросила. Даже мне голос казался пустым.
— Конечно, мисс Мелисса.
Получив телефон, я ввела в поисковик «Ян Вест». Листала его фотографии. В детстве он мне казался страшным, а сейчас я не понимала почему. Да, внешность была изувечена, но в сети не было ни одной фотографии, на которой он был бы без бинтов. И даже несмотря на них казался величественным. Словно хозяин целого мира.
Листая фотографии дальше, я увидела тот снимок, на котором ему было лет шестнадцать. До ожогов. Совсем молодой, но уже высокий и широкоплечий. Массивный. Красивый и дерзко ухмыляющийся. Словно,
