не доставляет. Немного помогают в этом мои настоящие года, прожитые в другом мире. — Рад познакомиться. Меня ты уже знаешь.
— Да, старший сержант Ригер вас описал. Только он сказал, что вы ещё спите, но я взял на себя смелость…
— И правильно сделал, что поднялся сюда. — прохожу к табуретам, на которые Юлька с помощью гостиничного раба уже поставила деревянную бадью и кувшин с тёплой водой. — Поспишь тут с вами. Шумели так, что и мёртвых бы подняли. Куда столько людей? Сколько ты с собой привёл? Пятьдесят?
Начинаю умываться, никакого жеста невежливости в этом нет. Кстати, а кто произвёл брата Макса в лейтенанты ордена Молящихся? Могу ли его со временем сделать капитаном или за этим нужно обращаться к прецептору, а то и вовсе к магистру?
Много пробелов в моих знаниях выползает, стоит только столкнуться с конкретными вопросами и делами.
— Сорок человек, милорд. — отвечает, закрыв за собой дверь и по моему знаку садясь на стул поставленный перед ним Юлькой. — Хотел больше братьев взять, да обитель тоже нуждается в защите.
У девчонки даже уши покраснели от удовольствия слушать серьёзные разговоры. Любопытная. Молодец, чего. Только воду не нужно забывать поливать мне на руки. Толкаю её локтем, отмирает.
— Что, действительно, монастырю кто-то может угрожать?
— Пять дней назад замок барона Фелиша захватили и сожгли. Это всего в полутора десятках миль от нас. Видимо, внутри стен сообщники нашлись, помогли проникнуть ночью. Ворота и донжон сразу захватили, дружинники не успели проснуться. Мрази никого не пощадили из семьи барона. Даже его годовалой внучке голову о камень разбили. Твари конченые.
Согласен, в целом. О нюансах промолчу. Они заключаются в том, что благородное сословие по отношению к крестьянам, особенно крепостным, а таких тут подавляющее большинство, особой добротой тоже не отличается. Успел уже насмотреться. Всякого.
— И много их? — уточняю.
Как бы и полусотни, с учётом моих гвардейцев, для защиты драгоценной тушки герцогского бастарда не оказалось мало.
— Да кто же их сосчитает? — Макс трёт седую чёлку и морщится, будто бы лимон слопал. — Армия бунтовщиков разбежалась после разгрома, который им полковник Агния с королевскими солдатами устроила. — а сестрица-то не промах, использует служебное положение на благо рода. Интересно а король-то знает? Хотя, о чём это я? Здесь ведь не только герцогство, но и провинция, пусть мои родные и забирают из неё львиную долю доходов. — Бродят по лесам отдельными отрядами и бандами. Часть в Виргию перебралась, их там не поддерживают официально, стыдно дело со смердящим сбродом иметь, но и их лагеря не трогают. Оттуда сволочи приходят и туда уходят. Иногда объединяются в большие подразделения. Фелиш, по словам допрошенных, не меньше трёх сотен захватывало.
Я уже и умылся, и вытерся поданным Юлькой полотенцем, которое ей тут же вернул. Накину только сейчас своё светское облачение благородного милорда и готов к труду и обороне. Или мне уже пора сутану надевать? Не, ну её. Вот приеду в монастырь, там в балахоне и стану ходить, в пути неудобно.
— Триста? Это серьёзно.
— Они плохо вооружены, а доспехов вообще нет. — отвечает он на мой незаданный вопрос: не мало ли тогда полсотни будет? — Боевых умений и тактических навыков почти совсем нет. Правда, это уже не те бестолковые толпы, с которыми приходилось иметь дело ещё год-два назад. Чему-то они всё же научились. Но вы не переживайте, ваше преподобие, отобьёмся. Вас мы защитим.
— Да я и не переживаю. Сам готов поучаствовать в сражении…
— А вот этого не нужно.
— Надо, брат Макс, надо. Проверю заодно, чему меня за пару месяцев милорд Ричард Ванский выучил.
— Ричард? Вы этого наглеца знаете?
— Говорю же, он со мной занимался. И ничего он не наглец. Бабник — да, дуэлянт — да, но очень галантен и добродушен. На очень хорошем счету у самой герцогини Марии и наследника. Пользуется покровительством нашего рода. Передавал тебе огромный привет с наилучшими пожеланиями. Вспоминает тебя добрым словом и просит не дать пропасть его трудам.
— В смысле?
— В прямом. Продолжить со мной занятия и сделать из меня такого же умелого мечника как и он.
Седой лейтенант, вижу, несколько растерялся.
— Но, ваше преподобие, зачем это вам?
— Надо. — коротко отвечаю и делаю шаг к приоткрывшейся двери номера, в которую просунул голову новик Николас. — Ты на разведку прибыл? — спрашиваю его
— Что? Я нет. Меня Ригер прислал узнать, встали вы уже или ещё отдыхаете.
— Про то и говорю. Пойдёмте завтракать. Юлька, ты тоже. Воду пусть коридорный вынесет.
С отъездом решили не затягивать, тронуться в путь сразу как поедим. Из-за того, что наказующие навязали мне клетку-фургон, весьма громоздкое и неповоротливое сооружение, двигаться придётся медленнее, но, старина Макс уверяет, до монастыря доберёмся ещё засветло. Дорога до обители в достаточно приличном состоянии, хоть и идёт большей частью сквозь лес.
Столовый зал трактира размерами сильно уступает видимым мною ранее, места для состоятельных едоков и черни разделены не стеной, а ширмой из грубого холста, свисающей от потолка до пола.
Сую Юльке крупную медную монету в половину драхмы номиналом. Балую сладкоежку, пусть себе мёда купит. Она к такой моей щедрости уже начинает привыкать. Я ей постепенно весь тот сладкий подарок — шкатулку с желтоватым сахаром, полученную на день рождения — так, по кусочку, по кусочку, и скормил. Больше не осталось. Надо будет как-нибудь ещё прикупить.
Много ли для девочки-рабыни из многодетной семьи голодранцев надо для счастья? А я, честно, получаю удовольствие, делая такие вот добрые дела, пусть и по сущей мелочи.
Заметил, что Юлька пару раз сахарком с Николасом поделилась. Добрая душа. Не жадная. А этот-то пострел хорош. Брал угощения без толики сомнений. Дают — бери, бьют-беги.
— Сейчас нам гуся принесут. — докладывает бывший опекун, садясь рядом. — А вон и Виктор идёт.
Мы сели вчетвером — я, Ригер, брат Макс и мой личный помощник, почему-то трезвый, не с похмелья и хмурый.
— Ты чего такой озабоченный? — спрашиваю его.
С изумлением смотрю на принесённое блюдо. Это не гусь, это птеродактиль какой-то, я про размеры. Чем его тут откармливали?
— У милорда Карла ночью два припадка было. Чуть клетку не разнёс, сам побился до крови.
— Ничего себе. — почему-то становится тревожно за вверенного мне незнакомого
