оказались ложны. Тем не менее, мне совсем не стыдно за свою ошибку. Я утверждаю, что дело не в моем непрофессионализме, просто иногда случаются чудеса, и с этим ничего не поделать. Впрочем, могу с гордостью утверждать, что и мои усилия сыграли в вашем выживании не последнюю роль.
— И все-таки вы не ошиблись, доминус Капитон, — вмешался жандарм. — Он действительно скоро умрет. Суд скоро закончится, и я не думаю, что его ждет что-то, кроме расстрела. Так что можете не сомневаться, ваш прогноз все равно окажется верным, — конвоир засмеялся, довольный своей шуткой.
Доктор скривил губы, то ли недовольный плоским юмором, то ли тем фактом, что его усилия в итоге не имеют смысла. Осторожно смотал повязку, принялся осматривать рану.
— Скажите, молодой человек, кто вам извлекал пулю? Жандармы говорят, что местные легионеры пересказывали какие-то совершенно неправдоподобные байки.
— Сам вытащил, — признался я. — Случайно вышло, я не надеялся ее достать. Хотел только почистить рану.
— Поразительно! Трудно поверить, что такое вообще возможно! — Восхитился врач. Он принялся подробно расспрашивать меня о том, как проходила операция, и не успокоился, пока не вытянул все подробности. По-моему, он так до конца и не поверил, что я не придумываю, и все пытался поймать меня на лжи, пока я не потерял терпение, и не взмолился:
— Доктор, простите, можно мне воды? Кажется, я сейчас рехнусь от жажды.
Только тогда врач спохватился и прекратил расспросы.
— Сейчас мы вам обработаем рану, молодой человек, и вам принесут воды и еды, я распоряжусь. Боюсь, правда, что провизия не слишком подходит для выздоравливающих, но тут уж я ничем не могу помочь.
— Ничего страшного, доминус Капитон, я буду рад и тому, что есть, — уверил я доктора. Мне он понравился — люблю людей, увлеченных своим делом.
Мне действительно принесли воды, вдоволь, и это было настоящее счастье. Обед тоже принесли. Доктор не ошибся — он оказался крайне далек от куриного бульона, который мне показан, но значительно лучше, чем я боялся. Кусок черствого хлеба и похлебка с овощами. Овощи, похоже, не первой свежести, но плевать. Не думаю, что в том состоянии меня могли соблазнить даже какие-нибудь ресторанные изыски, так что я просто впихнул в себя пищу, надеясь, что пойдет на пользу. Такое сложное дело — напиться и поесть, истощило все мои невеликие запасы сил, так что я провалился в сон сразу после трапезы, и даже до того, как жандарм забрал миску с кружкой. Обед, если он и был, я проспал, и проснулся снова только ночью, опять. Впрочем, теперь я чувствовал себя значительно лучше — даже голод проснулся, что я счел хорошим знаком. Довольный своим состоянием, я заставил себя снова уснуть и проснулся только после появления доктора.
Доминус Капитон сегодня явился не один — ко мне пришли гости. Сонный, я не сразу сообразил, что в камере не два, а три человека, тем более посетитель вел себя тихо, стоял молча. Через пару минут я обратил внимание на третьего визитера, и с удивлением узнал Доменико. Только после его ухода сообразил — кузен просто не мог поверить своим глазам. Последние события меня здорово потрепали, и брат с ужасом рассматривал обтянутый кожей скелет с глубоко запавшими глазами, с кровяными прожилками на белках глаз, и со слипшимися от дурного пота волосами. Для меня мое состояние казалось приемлемым — это после недавнего, когда я совсем помирал, так что сразу причину замешательства друга я не распознал.
— Ох, доминус Ортес, простите, я не сразу вас заметил, — я, наконец обратил внимание на безмолвный памятник крайней степени ошеломления. Хотел улыбнуться, но вышло, кажется не очень. Вряд ли та гримаса напоминала улыбку. — Не ожидал вас здесь увидеть.
Кузен с силой потер лицо ладонями, и, наконец, подошел.
— Приветствую, квирит Диего. — Улыбка на лице парня была вымученной. — Приехал, как только узнал, что вы здесь. Совет Памплоны уполномочил меня узнать о вашей судьбе, и по возможности оказать всяческую помощь. Вас обвиняют в убийстве духовного лица, оскорблении чистой веры, осквернении церквей, сопротивлении законной власти, а также убийстве граждан республики. — Он стрельнул глазами в сторону жандарма, пристально наблюдавшего за действиями врача, и не менее тщательно прислушивавшегося к нашему разговору. Сержант даже лоб наморщил, опасаясь упустить что-нибудь значимое. Понятно, что лучше не говорить ничего важного. Я и так не собирался, но глаза согласно прикрыл.
— Рано или поздно это должно было случиться, — пожал я плечами. Напрасно — пришлось сдерживать гримасу боли. — Для меня эти обвинения не новость — уже просветили. Расскажете, как там дела у повстанцев?
— Неплохо, насколько я знаю. Сейчас боевые действия временно прекратились. У них с метрополией вроде бы перемирие. Легион со вчерашнего дня отозван. Много ферм выбито, по югу они очень тщательно прошли, так что сейчас они будут решать проблему с продовольствием. Есть некоторые наметки, но в детали я не вдавался. Заводы, вы знаете, налаживают работу, скоро пойдет первая продукция, а там и насчет поставок провизии договорятся с кем-нибудь. Если время дадут.
Из короткого объяснения брата сразу многое прояснилось. Повстанцы справляются. Вооружаются изо всех сил, и попутно решают, как избежать голода. Впрочем, я догадываюсь, как. Те же семейства Ортес, как и Алейр помогут восставшим провинциям. Еще и заработают на этом, если не деньги, то авторитет. Даже если сухопутную границу перекроют, можно организовать поставки морем. Дороговато, конечно, выйдет, но не дороже денег. Самое главное — доминус Валерий был прав. Метрополия в самом деле готова была пойти на перемирие, как только я окажусь у них в руках. Как бы не загордиться — я, оказывается, значимый человек. В качестве пешки для размена, но все же.
— В общем, пока все нормально, — закруглил он рассказ. — Только вот вы оказались за решеткой. Повстанцы считают вас одним из своих лидеров, по крайней мере Памплонцы. Они очень расстроены случившимся.
Доменико был расстроен и раздражен. Я видел, что его разрывает от вопросов, которые он боится задать, чтобы не выдать своей осведомленности при жандарме. Что ж, надо ему помочь.
— Да. Легион не церемонится с повстанцами. Мы прорывались к Памплоне, но наткнулись на беженцев, которых преследовали солдаты. Попали в засаду. Мастерски организованную, должен сказать. Кажется, выжил только я и Марк, — помните его? — у него все хорошо, к нему претензий у солдат не было.
Доменико смертельно побледнел, а я мысленно чертыхнулся. Ну не могу я знать, что Ева с Керой тоже выжили, пойми ты. Я сделал большие глаза, надеясь, что он сообразит.
— А…
