и большой такт».
Председательствующий был «высокого роста, лет тридцати, лицо чистое, свежее, темноволос, худощавый, небольшие усы, очки, в рабочей блузе, на улице в коротком пальто». Звали его «Михаил Федорович», что выглядело явным псевдонимом и им являлось.[417]
«Лидер говорил, что данные свободы не могут быть исполнены, что нужно всеобщее избирательное право, тогда сам порядок вещей даст гражданам свободы».[418]
Скорее всего им был Хайкель Мейерович Бендерский (1881), которого из конспиративных соображений звали Михаил Александрович и которого жандармерия давно подозревала в переписке с иногородними социал-демократами. Бендерский закончил шесть классов реального училища, что по тем временам считалось хорошим образованием, и работал фотографом.[419] Уроженец Астрахани, он примкнул к социал-демократическому движению в возрасте 19 лет и во время учебы в Саратове в 1902 году уже как то был задержан за социалистические взгляды.
Фото 37. Манифест Николая II с кровавой рукой. За данный рисунок, обличающий двуличие самодержавия, главный редактор сатирического журнала «Пулемет» был арестован и получил по суду один год крепости.
На попытки правых призвать к лояльности к правительству люди реагировать крайне отрицательно. Присяжный поверенный Купряшин, представившийся монархистом и пытавшийся обличить социалистов и заодно с ними кадетов, был освистан.
Худенькая армянка из эсеров Изабелла Казбинцева «говорила со знанием дела и с большим запасом разных научных знаний. Говорила с большим увлечением, выразительно, воодушевленно напрягая свои силы, что называется, до изнеможения. Между прочим, она проводила взгляд, что простые городские рабочие и деревенские крестьяне находятся в одинаковом своем экономическом положении и оба зависят от капитала». Выступала Казбинцева не менее получаса, «обращая внимание страстностью своей речи».
Выступал человек в косоворотке и пиджаке, представившийся рабочим Алексеем. Скорее всего им был Алексей Костин.
Шпилев говорил о восьмичасовом рабочем дне. Он рассказал и о своей личной истории: как был арестован, как его избивали в тюрьме и едва не довели до безумия.[420]
По предложению Сарабьянова собравшиеся почтили минутой молчания память борцов за свободу.
Спустя некоторое время после начала собрания в рядах прошел слух о том, что его участники могут быть арестованы и полиция уже находится рядом со зданием. Несколько вооруженных рабочих спустились вниз.[421] Но конфликтов не произошло и собрание, продолжавшееся несколько часов, закончилось спокойно.
Боевая дружина РСДРП
Социал-демократы решили ввести круглосуточную охрану своих лидеров. На квартире Гирша Голландского посменно дежурили 15–20 человек, вооруженных револьверами. Дружиной руководил «Николай-техник», спавший здесь же на лестнице. Решение лишь привело к большей опасности для Голландского. Опыта дружинникам недоставало и при упражнении с револьвером один из них случайно выстрелил.
Вторая дружина охраняла квартиру Агамова, еще одна группа дежурила на Старо-Кузнечной улице у Бендерского (1881). Состоявший в ее составе Иван Иванов – тот самый молодой человек, что годом ранее создавал марксистские кружки на заводе Вейнера, позже вспоминал, что только его группа насчитывала до 30 человек. По выходным они ходили стрелять по пустым бутылкам в степь у Покровского монастыря.
Еще одна группа защищала Трилиссера.
В общей сложности в боевую дружину РСДРП вступило до 80 человек.[422]
Филадельф Кругликов обходил дружинников, раздавал оружие, проверял его исправность и обучал им владеть. 23 октября он отобрал розданные ранее бельгийские «бульдоги» для замены их более совершенными револьверами. Буквально на следующий день замена была проведена, но часть дружинников перестала выходить на дежурства.
Социал-демократы всерьез рассматривали перспективу вооруженных столкновений. Были листовки и к солдатам, армянам, учащейся молодежи, «всем жителям Астрахани».[423] Очень доходчивым стал текст обращения к новобранцам: «Начальство говорит, что надо защищать веру Христову. Но от кого ее защищать? Никто не собирается обращать нас в другую веру. Еще говорят вам слово «царь». Говорят, что царь человек непременно хороший, что он друг и защитник всех простых людей, а царь сидит себе во дворце и весело проводит время с разными барами, да подписывает составленные министрами в угоду богатым законы, от которых плохо приходится простому люду».
Собрание шло за собранием.
26 октября в Драмкружке обсуждалось распределение обязанностей. Голландский возглавил агитационную комиссию и фактически был признан руководителем эсдеков. Его заместителем по комиссии стал Сарабьянов. Также были созданы профсоюзная (Шпилев), финансовая, ревизионная и квартирная комиссии.
Связи с центром у Голландского не было. Поэтому он написал письмо председателю Совета рабочих депутатов Санкт-Петербурга Александру Ге с просьбой дать контакты Ленина, Мартова и даже Веры Засулич. Подписался он как председатель местных социал-демократов.[424]
31 октября возникла идея переписать и анкетировать дружинников. В ней было здравое зерно, поскольку доступ к оружию имело несколько десятков человек, в значительной степени случайных, и надо было разобраться что к чему. Однако предложение о ведении списков принято не было. Побоялись утечки.
4 ноября очередное собрание социал-демократов прошло у Бендерского. Вырабатывали план на случай «часа Ч». Решили в случае тревоги собирать дружину в двух местах – на Облупинской площади и Александровском бульваре.
Заодно финансовая комиссия отчиталась по взносам за октябрь. Было собрано 656.43 рубля, потрачено 633.53 рубля, в том числе на оружие 209 рублей, на боевые дружины и патроны – 47.42 рубля. Наконец появились партийные билеты – гектографированные карточки размером 1х1.5 вершка.[425]
10 ноября в Драмкружке собралось межпартийное собрание. Присутствовали социал-демократы, эсеры, кадеты и даже монархисты. Кадет Дайхес произнес речь про народ, который не готов к свободе и поэтому никаких свобод давать ему не надо, а надо заняться просвещением. Дайхесу оппонировал Голландский: «эта старая песня либералов: подождать и подождать. Если бы социал-демократы послушали такого совета, то и сейчас бы не было ничего». «Либералы только говорят о свободах, а сами притесняют рабочих», – дополнил Георгий Султанов. Пытавшемуся вставить несколько слов монархисту Куприянову говорить не дали.[426]
11 ноября была предпринята первая попытка объединения астраханских профсоюзов. Основным докладчиком выступал Михаил Непряхин. Пришли плотники, булочники и сапожники. Но помимо рабочих прибыло еще несколько хозяев, в связи с чем союз союзов создан не был.
15 и 16 ноября у Голландского и Бендерского прошли очередные собрания. Они были не очень многочисленными – по 15–20 человек – и посвящены, что называется, техническим вопросам: прибывшие учились стрелять залпами, и выбрали на партконференцию в Москве делегата. Им стал «товарищ Алексей». Скорее всего им был Алексей Костин. Но конференция проходила в Финляндии, и он туда не добрался.
18 ноября в клубе под председательством Георгия Султанова собралось более 1000 человек. Впрочем, разброс мнений был
