о гномах кончился. Пиво подействовало на девушку совершенно противоположным образом, чем на него. Румяная и слегка растрепанная Десятая сидела по правую руку от Тифона и впервые на памяти Кая улыбалась. Глаза у нее блестели, руки уверенно двигались от миски к кружке, затем к хлебу и обратно, и вся она казалось какой-то живой, настоящей, словно Тифон поил ее не пивом, а живой водой. Кай знал о чудесном напитке из сказок, которые в его дорожденных снах рассказывали незнакомые матери незнакомым детям. Голос Десятой мелодично выделялся среди мужского гула, наполнявшего комнату. За те пару часов, что они сидели за столом искателей, девушка сказала больше слов, чем за всю их совместную дорогу. Тифон с товарищами окружил Десятую такой заботой и вниманием, что Каю стало стыдно за то, что ему было тяжело нести ее, и он, передавал девушку Тупэ, словно багаж. Искатели усадили ее на самый лучший стул, предварительно обложив его подушками, и непрестанно ругались за право носить подругу.
Несмотря на разницу в возрасте, внешности и вообще другой пол, Десятая неуловимо напоминала Тифона и других здоровяков, населяющих хижину. Было в ее облике что-то такое, отчего стороннему наблюдателю становилось неуютно, когда она оказывалась в компании себе подобных. Общие повадки, манера поведения, стиль речи выдавали в ней бывшего обитателя этой хижины, и оставалось гадать, как такая хрупкая девушка могла найти родные души среди столь суровых парней, как бритоголовые искатели Совиного Ущелья. Впрочем, глядя на ее плечи, Кай только теперь подумал, что, вероятно, Яма Смерти могла превратить в скелет любого крепыша. Он искренне хотел, чтобы у Десятой все было хорошо, и трагедия в шахте стала лишь коротким эпизодом в ее будущей счастливой жизни.
Как ни странно, но гном Тупэ тоже ничем не выделялся из компании пьющих и гуляющих искателей. Сидя за столом, он вполне успешно соперничал с Тифоном в ширине плеч и крепости шеи. Если бы горного человека побрить и нанести на лоб треугольные знаки, то он вполне сошел бы здесь за своего. Пиво порадовало гнома больше других блюд и напитков, и весь вечер он не поднимал нос от кружки. Похоже, Тупэ решил утопить в пиве все мысли и сомнения по поводу побега из шахты. После трех кружек глаза у гнома стали маленькими, бегающими и масляными, он напевал под нос песню о заблудившемся горняке, пускал слюни в тарелку и громко икал. Глядя на него, Кай готов был поверить, что у него в кружке плескалось какое-то другое пиво. Ему отчаянно хотелось впасть в то счастливое состояние пофигизма, в которое, похоже, провалился гном. Однако влив в себя третью кружку, Кай испытал острый позыв помочиться, но легкости бытия таки не ощутил.
Чистильщик Райзор, хоть и принадлежал к другой секте, как мысленно обозвал присутствующих Кай, тем не менее, чувствовал себя вполне комфортно. Он тоже вполне мирно вписался в компанию. Сначала Райзора приняли настороженно, но после нескольких кружек пива Тифон с живым интересом обсуждал гомозуля, по какой-то надобности выплывшего из пещер и ставшего добычей Райзора. Оба искренне жалели потерю такой ценной дичи, курили табак Райзора, ругали Корпус и проклинали самодела.
Если в этот вечер и был здесь кто чужим, так это грандир Валентин. Он сидел с краю, в углу, и его едва было видно сквозь густой табачный дым, окутавший стол. Комнату освещала одна лампа ракушечника, висевшая под потолком на почерневшей от грязи веревке, и в ее тусклом свете лицо грандира казалось лицом мертвеца. Он постарался отодвинуться от всех по возможности дальше, и если вначале искателей смущало присутствие за их столом человека столь высокого сана, то после того как принесли пиво, на Валентина уже не обращали внимание. Глядя на то, какими крошечными порциями питался грандир, Кай удивился, что тот еще жив. Он хорошо помнил, что в дороге Валентин отказывался от еды Райзора, но тогда даже не задумывался о том, на чем держится святое лицо. Из предложенного угощения Валентин положил себе на тарелку лишь одну картофелину, над которой издевался вес вечер, разрезая ее на тысячу кусочков. Как показалось Каю, в рот грандиру ни один из кусков так и не отправился. Валентин пил воду, за которой сходил к колодцу сам, чем немало удивил Кая, привыкшего считать его лентяем.
Тифон с шумом поднялся, едва не уткнувшись макушкой в потолок комнаты.
— Я хочу выпить за тебя, Карли! — пробасил он, поднимая кружку. — За тебя, за ту, что выжила и вернулась. И за твое будущее!
— За будущее пьем отдельно! — поддержала здоровяка Десятая и тоже пригубила пиво.
Отхлебнул и Кай. Ему нравилось чувствовать себя частью компании, хотя напиток и не приносил радости.
— А чего покрепче у вас нет? — спросил Райзор, отирая с губ пивную пену. — Все-таки за серьезные вещи пьем. Несолидно как-то пивом такое запивать.
— Мы вас не ждали, — с виноватым видом протянул Иван — искатель с кривым шрамом под левым глазом. — Вчера был день первоцвета, и мы все выпили.
— Да, а позавчера мы отмечали день первой почки, а еще поза-позавчера — день последнего снега, — мрачно подытожил Тифон. — Вам еще повезло, что осталось пиво. Мы собирались в город не раньше четверга, но теперь все, конечно, изменилось. Завтра же отведем вас на станцию. Так бы вообще подвезли до самого Корсиона, но старатели поставили новый зонд на границе Пустоши, и светить транспортер не хотелось бы. Но поезд пока ходит, поэтому в городе уже послезавтра будете.
В дорожденных снах Кай видел лесные транспортеры Риппетры — эдакие вездеходы, напоминающие бронированных чудовищ, и попытался скрыть досаду от того, что не удастся на таком прокатиться.
— Эх, — крякнул Райзор и потянулся к сумке, брошенной у стены. — Хотел было до города поберечь, но, видимо, лучшего повода не найду. За тебя, Карли!
С этими словами искатель гордо выставил на стол склянку с мутновато-бордовой жидкостью. Вся бутылка — от причудливой формы до золотой этикетки — говорила о дороговизне и редкости ее содержимого. Глаза у искателей загорелись, Тупэ от удивления выронил вилку, а Десятая присвистнула. Один лишь Валентин не изменился в лице. Он отодвинулся от стола и теперь покачивался на стуле, равнодушно разглядывая задымленный потолок. У него был вид отчаянно скучающего человека.
— Это же… — робко начал Тупэ. — Нет, скажи, что я ошибаюсь.
— Ты не ошибаешься, мой горный друг, — довольно улыбаясь, произнес Райзор. — Настоящий псилантский коньяк. Можно сказать, со стола Детей Неба. Мне его товарищи подарили прошлой осенью. Я новый год должен был
