Мёрдок покачала головой и отвернулась, но Стэн схватил её за локоть и развернул к себе.
– Нет, говори.
– Я не уверена, что ты готов меня слушать.
– Говори! – крикнул Стэн, но, встретившись взглядом с Мёрдок, осёкся. – Пожалуйста, – он отпустил её локоть. – Прости, я просто на взводе. Ты не общаешься со мной, да ещё эта банда…
– Всё в порядке, Стэн, – почти прошептала Мёрдок.
– Слушай, давай уедем отсюда. Это место плохо на нас влияет. Ты здесь стала какой-то другой. Чужой. Мёрдок, я… люблю тебя, и я всё ещё хочу на тебе жениться. Давай устроим свадьбу и уедем в свадебное путешествие! Мир посмотрим! Ты ведь сама говорила, что это твоя мечта! Поедем в Европу, в Париж, Лондон, Рим! Куда скажешь, в любое место! Заведем детей, будем жить как настоящая нормальная семья! Мёрдок, представь… Мёрдок? Что с тобой? Почему ты плачешь?
Он в недоумении посмотрел на Эм, по лицу которой катились слёзы.
– Стэн, у меня есть ребёнок.
– Что? – Флеминг поднял бровь, как будто не расслышал, что она сказала.
– Мальчик, его зовут Аластер, и ему два года.
– Вау, – выдохнул Стэн. – Два года, и кто отец?
– Ростер.
– У тебя есть ребёнок от Гармиша, – Флеминг усмехнулся. – Надо же. Да у вас двоих ещё поинтереснее история, чем я думал. И где он? Где ребёнок?
– Он живёт у кузины Ростера в Нашвилле. Это к ним я ездила на неделю, когда ты, – она вдохнула и выдохнула, – убил Гармиша.
– Но почему? Почему же счастливые родители не стали заботиться о малыше, а спихнули его невесть на кого? – в голосе Стэна сквозила неприкрытая желчь.
– Послушай, мы этого не планировали. Я никогда не собиралась за него замуж и уж тем более не была готова к детям. Какой я могла стать ему мамой? Чему я могла его научить? Если я в себе-то разобраться не могла? Да, тогда это казалось мне хорошим и правильным решением.
– А теперь?
– А теперь мне не страшно попробовать, но… ты готов к этому?
– Воспитывать ребёнка Ростера Гармиша?
– Моего ребёнка, Стэн.
Вместо ответа Флеминг сел на ступени и посмотрел на темные окна домов напротив. В предрассветных сумерках мир казался серым и зыбким.
– Я так и думала, – произнесла Мэд.
– Ты должна была мне сказать.
– Нет, это ты должен был мне сказать! Сказать с самого начала, зачем ты появился в моей жизни. Знаешь, Стэн, отношения должны строиться на доверии, а если его нет, то какие это отношения? И ведь тебе всё равно, что я чувствую. Что чувствовала в ту ночь, когда Рэндалл привязал меня к кровати и рвал на мне одежду… Тебе важнее знать, было или не было. Но даже зная наверняка, что не было, ты продолжаешь сомневаться… Я знаю, почему ты хочешь увезти меня в Европу. Ты хочешь, чтобы я принадлежала только тебе, но этого никогда не будет. Ты знаешь, почему Ростер хотел моей смерти? Он сказал тебе?
– Нет, – покачал головой Стэн, глядя себе под ноги, – он просто сказал, чтобы это было тихо и быстро. Чтобы ты… не мучилась.
– Весьма гуманно с его стороны, – усмехнулась Эм, вытирая слёзы рукавом пиджака. – Он тоже не хотел ни с кем меня делить.
– С нами бы этого не случилось. Если бы только была немного более… – Стэн замялся, подбирая слова.
– Какой? Послушной, кроткой, тихой?
– Сдержанной!
– Пфф, мне казалось, что ты любишь меня такой, какая я есть, но нет. Ты сказал, что хочешь нормальную семью. Что значит нормальную? Такую, где я сижу дома целыми днями, занимаясь воспитанием наших чудесных восьми мальчиков, а ты зарабатываешь деньги? Ты же понимаешь, что этого не будет никогда. Не со мной. Я не откажусь от своего агентства, потому что вот это моя жизнь. И я счастлива в ней! Ты согласен быть частью этой жизни?
Она наклонилась к нему сбоку и заглянула в лицо. Флеминг ничего не ответил.
– Тогда проваливай, – проговорила она тихо. – Уезжай отсюда. Сегодня же. И не возвращайся никогда. Прощай, Стэн Ли Флеминг.
Вместо эпилога
Десять минут до отравления. Прикрываясь газетой, наблюдаю, как вагон заполняется пассажирами. Люблю наблюдать за людьми, представляя их жизни. Строить гипотезы, кто они, откуда и почему оказались в этом поезде. Например, тот джентльмен в соседнем ряду. С одышкой и федорой, по которой он барабанит толстыми пальцами. Следы от мела на рукаве и на брюках. Школьный учитель? Машинист спускает пар, и мужчина оборачивается. Бросает взгляд на часы. Нетерпеливо и нервно. Морщит нос. Скользит глазами по толпе, будто ищет кого-то. Останавливается на мне, и я чуть заметно киваю и снова делаю вид, что читаю газету.
Пять минут до отправления. Мужчина с федорой задвигает ногой саквояж под сиденье и снова смотрит на часы. Его лоб лоснится от пота.
Отвлекаюсь на группу девушек, входящих в вагон. Чёрные платья до щиколотки, белые воротнички. И зачем студенткам католического колледжа ехать в Нашвилл? Следом за ними идет пожилая монахиня. Сестра Гретхен. Годы добавили ей морщин и веса. Увы, не в обществе. Она глядит на меня в упор, но не узнаёт. И это к лучшему. Вряд ли она оценила бы мой мужской костюм и манеру сидеть, закинув ногу на ногу. Леди так не делают.
К слову об истинных леди. Жаклин стала настоящей южной belle и матерью трёх прекрасных дочерей. Занятно было наблюдать за её реакцией, когда она увидела меня на пороге своего дома. Удивление, недоумение, восхищение?.. Да, она не может позволить себе носить брюки и курить сигареты, когда ей вздумается. Она должна держать спину прямо и улыбаться в лицо общественности. Как же хорошо, что я освобождена от этих предрассудков и могу делать всё, что мне хочется.
Фляжка с виски оттягивает карман пиджака, но она со мной скорее для подстраховки. Меня не пугает задуманное мной дело. И я уверена, отец тоже будет счастлив, когда узнает.
В другом кармане тонкая стопка писем. Я ещё не читала их, но видела обратные адреса. Барранкилья, Парамарибо, Рио, Касабланка… Они от Луиджи. То, что он писал мне тогда, греет сердце. И то, что Жаклин сохранила эти письма для меня.
Поезд дёргается и начинает медленно набирать ход. Рядом со мной усаживается ещё один пассажир. Краем глаза смотрю на его руки, а потом поднимаю взгляд выше.
– Стэн.
– Мёрдок, – он снимает шляпу и кладёт к себе на колени.
– Ты ошибся поездом. Поезд на Мемфис уходит с другого пути.
– Я знаю. Это поезд на Нашвилл, верно? Я тут, знаешь, подумал, – он берёт меня за руку и, поглаживая пальцы, продолжает, – это будет даже интересно. Я могу многому научить малыша Аластера. Стрелять, например, или кун-фу. Уверен, ему очень понравится кун-фу. Ну, конечно, когда он подрастёт. А ещё я знаю сотню сказок. Правда, они японские, но это ничего. Пусть наш малыш будет разносторонним. Я вообще могу научить его японскому, и китайскому, и… Что? Почему ты смеешься?
