мной мелькнуло её удивлённое лицо.
Эх, она успела одеться…
— Ты⁈ — за секунду на лице Дочери Луны отразилась целая гамма чувств.
Страх, гнев, веселье… И любовь, кажется. Зацепил-таки её ледяное сердце горячий бросский парень.
Эх, она всё же успела одеться.
Я мысленно призвал Тьму, резко согреваясь. Но тут всё вокруг нас сотряслось, и низкий потолок над нами тоже стал трескаться.
— Пещера рушится! — крикнула Агата, вдруг прижавшись ко мне.
Я хотел ей сказать, что она вестница очевидности, но в этот момент в узкий проход хлынула волна, снесла нас с ног, и мы оказались под водой. Я успел обнять колдунью, прижимая к себе.
Если течением нас долбанёт о какую-нибудь острую скалу, тут ничего не спасёт… Словно в ответ на мои опасения глаза Агаты в тёмной воде засветились синим цветом, и тут же нас обоих сковала ледяная глыба. Да что ж за холодина-то такая!
Глава 32
Магия холода имеет одно нехорошее свойство — она замедляет мысли, делает их тягучими, уходящими в вечность. Если сильный маг холода прочитал замораживающее заклинание, то его жертва успеет подумать: «Вот же смердящий…» — и последнее слово «свет» будет тянуться до того момента, пока беднягу не разморозят.
Поэтому всегда важно успеть спрятать разум. Тело без разума — бесполезные несколько десятков килограмм мяса и костей.
Хороший Тёмный Жрец, к слову… кхм… хороший и тёмный… что за ересь такая получается? Наверное, во всей огромной Вселенной с её множеством миров-ветвей я сейчас единственный хороший Тёмный.
В общем, когда я был Десятым, в случае атаки я бы успел целиком спрятаться во Тьме. И телом, и разумом. А потом вынырнуть за спиной недоразвитого мага холода, чтобы вырвать руками его медленно трепещущее сердце.
Теперь же, когда меня заморозили, я непроизвольно успел лишь призвать Тьму… Этот призыв растянулся в вечность, но бросская кровь всё же среагировала, постепенно отогреваясь.
Мне мерещилась Морката, которая напоминала, что мой дом — Север. И что пора уже вернуться к обязанностям Хморока, северного бога смерти и мрака.
Тоже мне, бог смерти, который не может убивать…
«Но ты можешь судить», — было мне ответом. Её зрачки, как луны, так и смотрели на меня сквозь ночную снежную метель.
Мне мерещился я… Хморок.
В массивных чёрных доспехах, верхом на Сумраке. Огромный цербер подо мной рычит, и свистящая метель отзывается эхом на этот рык.
Я смотрю из глаз бога тьмы, и в то же время вижу его со стороны. Два длинных витиеватых рога на моих наплечниках увешаны черепами разных существ. Сам я в шлеме, который словно горит Тьмой.
Даже замороженным разумом я удивился, разглядывая шлейф чёрного огня, который тянется от моей головы. Металл, в который закована сама Тьма… Я читал об этом в трактатах, но в моём мире не было кузнецов, способных на такое.
В сочленениях доспеха виднеется раскалённое нутро бога, откуда вырываются языки пламени и потихоньку чадит дым. У Хморока бросская кровь?
Я хочу размышлять о том, как же так получилось, что кровь бога тьмы сжигает эту самую Тьму. Но мысли заледенели, и мне остаётся только наблюдать.
В руке у меня Губитель. Огромное лезвие секиры тоже пылает Тьмой, и ярко поблёскивают два драгоценных камня по бокам стального обуха — сияющий белый и кромешно чёрный. Горят красные руны на топорище.
Метель слегка расступается, и я вижу далеко впереди силуэт дерева. Даже не так — Дерева с большой буквы, чья тень уходит ветвями в небеса. Чуть отведёшь взгляд, и можно увидеть мерцание листьев. Их так много, сколько миров во Вселенной.
Вот загорается яркая звезда в кроне Вечного Древа… и падает вниз. Рядом со звёздочкой мечутся силуэты, и моё сердце сжимается от предчувствия беды.
«То, что там происходит, неправильно. Мой брат ошибается, и его желание Вечного Дня так же губительно для мира, как моё желание Вечной Ночи.»
Эта мысль ударилась мне в голову так сильно, что я закричал. Ещё бы чуть-чуть, и мой череп бы разорвало.
Сквозь боль я вижу, что Хморок приказал церберу двигаться, и исчез в метели. А я остался тут…
Метель скрыла Вечное Древо, но два лунных зрачка Моркаты так и остались в небе. Зачем она мне это показала? Что я должен был понять?
Этими вопросами я задавался, почему-то уже ощущая себя лежащим на снегу. Морката вдруг слетела вниз, проявившись посреди метели изящным женским силуэтом, и легла рядом. Положив мне голову на плечо, она стала рисовать что-то пальцем на моей груди. Палец у неё, кстати, был ледяной.
— К сожалению, муж мой, память всегда приносит боль, — послышался её голос, она засмеялась, — Я попыталась как-то сразу вернуть тебе память. То есть, не тебе, а твоему прошлому предшественнику.
У меня был вопрос, но я не мог разлепить губы. Замёрз, словно кусок льда… Да ну смердящий свет, это уже начинает надоедать!
Ярость придала мне сил.
Бросс не может валяться вот так посреди метели беспомощным. Сама мысль о беспомощности злит его, и бросс предпочтёт просто погибнуть в драке, чем лежать и не иметь возможности двинуться.
Больше Тьмы. И больше огня!
— И что… с ним стало? — просипел я.
Морката подняла голову. Я пытался рассмотреть её лицо, но будто посмотрел в ночь… Её развевающиеся волосы были снежной метелью, а глаза — две удивлённые луны на небе.
— Ты можешь говорить? — удивилась она.
— А не должен⁈ — ещё увереннее рявкнул я.
Морката улыбнулась, и под лунами появилось созвездие.
Моё сердце ёкнуло… Кажется, именно это и привлекло меня в ней тогда, в глубокой древности. Я увидел, как прекрасна снежная лунная ночь, и сразу влюбился в Моркату.
— Твоего предшественника разорвало на молекулы.
— Молекулы… — повторил я едва знакомое слово. Губам варвара было непривычно его произносить, и, кажется, оно из другого мира. — Что с ним стало?
— Его кровь, наверное, до сих пор выпадает со снегом под Хладоградом, — сказала богиня луны и холода, — Я не удержалась, решила рискнуть. Меня злит сила Яриуса, его наглость… Паладины хозяйничают на севере, как у себя дома. Я хотела быстрее тебя вернуть. Возвращайся, Хморок!
— Я вернусь, — кивнул я.
Эти слова были чем-то большим, чем просто обещание. Я почувствовал, что словно отдал приказ самому себе.
Я — Хморок. Какого хрена⁈ Ведь я точно помню, что я — Всеволод, десятый
