Зимний день подарил городу нечастую радость — настоящий снегопад. Наверное, кто-то из сильфов подслушал мечты ребятни, пожалел и притащил тучу с севера. Крупные хлопья падали мягко и густо, без суеты превращая улицы в коридоры сказочного замка. Стены домов прятались за деревья, белеющие на глазах. А деревья тоже взяли выходной у серой спячки и решили поиграть в «море волнуется». На притихших улицах возникали потрясающие «фигуры». Вот притаился у подъезда пятиэтажного дома тигр-альбинос, прижался к земле, прищурил глаза. Вот растопырила крылья крупная птица — бывший куст рябины. А вот медведь.
Дим усмехнулся и, поддавшись озорному настроению, метко пущенным снежком подправил снежную скульптуру: теперь медведь мирно стоял у высокой ели, а не протягивал белые лапы к прохожим.
В маленьком дворе — анклаве волшебных рас — уже полетели первые снежки. Они с Лёшкой тоже когда-то с ума сходили по снегу. Да и сегодня еще не поздно слепить для малышни снежный городок. Насколько там хватит доброты у здешнего сильфа? Дим поднял голову, оценивая облака, и замер.
Она падала.
Раскинув руки, с крыши девятиэтажки падала крохотная человеческая фигурка. Сначала показалось, что ребенок.
Психованных самоубийц Дим ругал уже в воздухе, крепко сжимая в руках девичье тело. Ни до этого, ни после у него никогда не получалась левитация.
Правда, он понял это не сразу.
— Ты что делаешь? Ты нам всю картинку собьешь. Пусти. Ты откуда взялся? Ой!
Сила левитации иссякла так же внезапно, как и проявилась, и в следующий момент тела самоубийцы и предполагаемого спасателя принял на себя разросшийся куст сирени. А может, и не сирени — Вадиму было не до того, чтоб определять вид невольного «матраса»: спружинившие ветки довольно сердито спихнули обоих непрошеных гостей и на прощанье одарили хорошей порцией снега за шиворот.
— Ой… — растерянно проговорила несостоявшаяся самоубийца. — Ой, мамочка. Крыло.
— Что? — переспросил Дим.
— Крыло сломалось.
Дикая мысль о том, что девчонка сильф и все это чудовищное недоразумение, погибла на корню — девушка наконец повернула к нему лицо. Очень человеческое, даже с несколькими веснушками, чудом уцелевшими до зимы. Только парню показалось, что на него рухнул весь снег, который еще уцелел на окружающих елках. Глаза какие синие…
В каштановой челке — кружево снежинок… И эти веснушки.
— Ириш, что случилось?
— Иришка, крыло?
— Ир, ты чего молчишь?
Дим поднял голову — на них смотрела троица крылатых девушек. И еще две планировали сверху. С той самой крыши. И только тут глаз ухватил на сломанном крыле надпись «Супер-парашют «Ангельские крылья», а наконец-то проснувшаяся память выдала информацию об этом изобретении какого-то шустрого суздальца. Недавнее изобретение, всего-то месяц. Значит, уже пошло в массы. Отстаешь от жизни, чародей. Слишком большой загруз в последнее время.
— Эй, ты ушиблась? Ириш, это кто вообще? Он тебя обидел?
Девушка-снежинка вдруг улыбнулась.
— Нет. Он меня спас.
Вот так и познакомились. Иринка так и осталась для него Снежинкой, хоть прозвище, как потом выяснилось, было абсолютно неподходящим. Вот Солнышко подошло бы в самый раз. Как-то получалось у нее так, что люди в ее присутствии прекращали склоки, ссоры и жалобы и «расцветали», начинали улыбаться. Даже завзятые скандалистки-пенсионерки. Даже энергетические вампиры (вот же зловредное племя). Иринка зацепила даже Лёшку. Эмпат-братец, чуть не на веревке притащенный в гости, уже через пять минут блаженно жмурился, как котенок на солнце, а после тихо и серьезно посоветовал беречь девчонку — мол, такие попадаются редко, как амурские тигрята.
Дим берег.
Благо Снежинка не была ни магом, ни серьезной ведьмой, про магический мир не догадывалась, о своих довольно средних способностях не подозревала. Рано осиротевшая, она жила и училась в другом городе, и все мечтала, что вот закончит учебу и переедет в Севастополь. А пока она старательно готовилась к их встречам, пекла изумительные — язык проглотишь — пирожки и окружала Дима заботой. Было что-то смешное и удивительно трогательное в том, как старательно она изучала энциклопедии домашней хозяйки, как специально для него записалась на кулинарные курсы, как торжественно купила и преподнесла домашние тапки. Как выговаривала за то, что он тратит уйму денег на частые поездки. В том, как серьезно она готовилась в педиатры — не в косметологи, не в дантисты, а именно в педиатры, избрав эту не слишком престижную работу с самого начала. Все задатки Светлой.
А он накладывал на ее крохотную квартирку (а заодно и на весь дом и корпус) все дозволенные защиты, телепортировался всегда каскадно, в несколько приемов, стряхивая любой возможный хвост.
Берег. Слишком уж сейчас небезопасно.
— Дим? — Иринка распахнула дверь. — Заходи, что ты стоишь? У тебя же ключ есть.
Есть. Я просто проверил. Значит, ты меня чувствуешь.
Глава 19 Когда кружатся стены
— Лина…
— Ш-ш-ш… — И она быстро поцеловала его, куда дотянулась. Получилось — в подбородок, все-таки он выше на целую голову. Тихое, невнятное, удивленно-счастливое восклицание — и подбородок сменился губами. Через минуту… или пять… или вечность… Лёш оторвался от ее губ и чуть дрожащими руками погладил по плечам, по щеке. Глаза у него… хмельные какие-то, туманные.
Счастливые.
— Подожди. — Он быстро пригладил растрепавшиеся волосы и тряхнул головой, стараясь успокоиться. — Подожди, мы же… ну.
Нет, милый. Никакого ожидания больше. Больше — нет.
Она положила обе ладони ему на грудь. Довольно курлыкнул Феникс, расцветая навстречу теплу, глухо стукнуло сердце — словно толкнулось в ее руки.
— Не хочу больше ждать. Не хочу больше бояться. Я люблю тебя, Лёш. Навсегда.
Потемневшие глаза Лёша… чуть шевельнувшиеся губы, на которых замирает невысказанное слово.
И вдруг стремительная, неудержимая, пьянящая радость захлестывает с головой. С ликующим криком Лёш срывается с места, хватает ее на руки и кружит, кружит, кружит по гостиной, то прижимая к себе, то едва не подбрасывая в воздух. Кружатся стены, кружится пол, пролетает мимо диван. Непонятно откуда возникшая ваза нарезает круги рядышком, рассыпая куда придется мокрые темно-розовые цветы.
Диван глухо охает, когда на него с размаху валятся сразу два тела, но тут же гостеприимно пружинит, не давая этим самым телам ушибиться.
— Лёш! — вопят сразу три голоса — из кухни и комнат. — Приглуши громкость!
Спохватившись, юноша смущенно извиняется, и сумасшедшая радость немного побурлив, все-таки входит в берега. Эмпат несчастный. Но кто на него будет сердиться?
Только не я.
