потихоньку распродавать нажитое.
Распродавали не только мы: беженцев из южных деревень, подвергшихся нашествию, хватало. Цены на скот просели значительно. И все равно, отец продал всех своих коров и мериносов по достаточно привлекательной цене. А просто наша скотина среди прочих мелких кляч изрядно выделялась: одно слово — порода! Заодно продали и семенной материал. Как раз пришла пора посевной, поэтому вдвое более крупное зерно вообще чуть с руками не оторвали. Ну, и плуг наш продали тоже, как не жаль отцу было с ним расставаться. Одни лишь кони с телегами еще остались. На них родители планировали еще до Барнаула доехать и продавать уже там.
На односельчан сообщение отца о том, что он собрался переезжать в город и по этой причине их покидает, произвела эффект струи дихлофоса, пшикнутого в самую гущу тараканьего скопления. Сразу начались беготня, обвинения в предательстве, призывы не бросать народ и прочее. Словно они маленькие дети, а он их родитель, обязанный утирать сопли. Даже пытались не дать вывести со двора наши телеги. Нет бы, поблагодарили, что благодаря нам с отцом, они еще вообще живут на свете. Кстати, и этот дом, в котором помимо родительской семьи ютилось еще целая куча народа, был снят исключительно на отцовские деньги. Но у людей вообще память на благодеяние удивительно короткая. Хорошо еще до рукоприкладства дело не дошло.
Едва выехали из улицы, на которой снимали дом, отец сразу же притормозил:
— Наши женщины постоят с телегами тут, а мы с тобой, Сашка, кое-куда еще по-быстренькому сбегать должны.
Ну, бегать я в последнее время наловчился, так что нисколько не расстроился батиному предложению. Ага! Это мы за нашим пулеметом и остатком ящика винтовочных патронов бегали. Отец побоялся, что местные власти захотят отобрать это серьезное оружие, вот и припрятал перед тем, как в Поспелиху въезжать. Не зря, кстати, прятал, парочка милиционеров уже подходила на этот счет. Видать, кто-то из деревенских доложился про до зубов вооруженного кулака. Только ответ один был: пулемет пулей повредило, не стал забирать его с поля боя. Хм. Теперь у меня еще небольшая головная боль появилась: наш пулемет обе, имевшиеся у нас пулеметные ленты вдрызг растерзал, надо где-то новые добывать.
Возвратились мы к оставленным телегам, а там в нашей компании прибавление наметилось: Ширяевы, оказывается, тоже в Москву, к сыну с невесткой собрались. Собственно и в том месте то отец остановился, потому что так с союзным нам семейством договорился.
До Алейской станции мы вполне обыденно, никуда не торопясь, по дороге, доехали. А вот возле станции встали. А там войска с прибывшего эшелона разгружались. Причем, далеко не только пехота, броневики и орудия тоже были. И очевидно, этот состав был далеко не первым, кто здесь разгружался. Пространство вокруг станции было всевозможными шалашами и палатками едва ли не в кольцо окружено.
— Боевые маги вступайте в отряд товарища Блюхера, — прочитал я воззвание на большом красном полотнище, натянутом на распорках над кабиной одного из трех больших грузовиков, что чадя сизым дымом, в данный момент отъезжали от станции, увозя в своих кузовах людей, одетых в какие-то полувоенные френчи. И именно эти самые френчи и настроили меня на соответствующий лад. Нет, в самом деле, будь люди, сидящие под этим транспарантом. одеты в обычные гимнастерки и буденовки, я бы так и проехал мимо, а тут вдруг внезапно захотелось узнать, а нельзя ли мне с этого Блюхера поиметь какие-нибудь дивиденды.
— Папа, а ты не потерял те документы, что делал для всей семьи в Барнауле? — Негромко поинтересовался я у родителя, провожая взглядом замеченные автомобили.
— Не потерял, а тебе зачем?
— Да вот, хочу попробовать к товарищу Блюхеру в боевые маги записаться. Ну, если он, конечно, найдет чем меня заинтересовать. Как я выяснил, даже в Москве нормальные высокоуровневые защитные заклинания отыскать очень проблематично.
— Ой, смотри, Сашка, они ведь на войну идут. — Пристрожил меня отец, не делая, впрочем, попытки отговорить от задуманного.
— Да я понимаю, что на войну. Только по моим прикидкам, война эта будет продолжаться недолго, а изученные заклинания останутся со мной навсегда.
Дальше, пока мы пережидали прохождение войск, заполонивших проезжую часть тракта, я отдал отцу ключи от моего дома, сообщил адрес и вообще нарисовал подробную схему, каким образом дотуда от железнодорожного вокзала лучше всего добираться. Еще и хотел часть денег отдать, да отец отказался. Сказал, что ему и заработанного им самим вполне на все, про все хватит. Зато, услышав про деньги, резко оживился Ширяев старший.
— Александр, а ты не мог бы мне сообщить адрес, куда я мог бы сдать свои зелья? Иначе, боюсь, на свое жилье у нас может и не хватить.
— Что такие дорогие зелья? — Спросил я, параллельно рисуя ему схему, каким образом добираться до магазина одноногого Юсуфа. Или уже не одноногого? Проклятие то я снял, а деньги на высококлассного Целителя у торговца точно имеются.
— У меня даже зелье из женьшеня есть, — с гордостью похвастался Ширяев. — За него китайцы платят чистым золотом.
— О! Семен говорил мне о таких ценах, только я не понял, на что именно способно это зелье?
— А ты сам взгляни, — вдруг решил похвастаться этот человек.
«Зелье божественной выносливости», — прочитал я, активировав Опознание. А давно ли я вместо информации от Системы одни знаки вопроса созерцал! Расту над собой, однако! Но резервы для совершенствования еще тоже имеются: вслед за словом эффекты те самые знаки вопроса и выстроились. Аж в три рядка! Это означает, что у этого зелья не один, а целых три эффекта.
— Моей способности не хватает, — признался я, — только название зелья прочитать смог. Что же оно все-таки делает?
— Прибавляет три единицы выносливости. Тем, у кого нет этой Дополнительной Характеристики, открывает ее. А еще дает развиваемый навык Регенерации.
Аж задохнулся от восторга! Хочу, хочу!
— И сколько вы хотите получить за это зелье? — Не знаю, удалось мне или нет сохранить безучастность в своем голосе.
— А сколько ты заплатил за свой дом? — Вопросом на вопрос ответил хитрец.
— Шестнадцать тысяч. — Признался я. А что делать, вдруг у него есть какой-нибудь навык от Системы, проверяющий ответы собеседника на правдивость. Правда, о том, что четверть суммы я выплатил не рублями, а фунтами стерлингов по курсу все же умолчал.
— Ну, вот, за десять,
