Сейчас же спрошу ее, так ли это было.
— Клянусь вам, ваше превосходительство.
Тоненькая фигура стоявшего навытяжку атташе, его темные, словно черные виноградины, глаза, женоподобное личико резко контрастировали с бронзовой глыбой — грубым и неотесанным Омонте.
Толстыми своими ручищами он отодвигал в сторону подписанные бумаги, и Мамерто их промокал.
— А что это такое?
Взглянув на бумагу, Мамерто отвечал голосом хорошо вышколенного семинариста:
— Ваше превосходительство, вы изволили распорядиться оплатить проезд этой сеньоры в Боливию, поскольку ее супруг умер…
Омонте поднял голову и зло посмотрел на него.
— А вторым классом она уже не может ехать? Как вы полагаете? Вторым ей не подходит?
— Ваше превосходительство, это одно из тех почтенных семейств…
— Что же вы сами за нее не платите? Почему не платит правительство? Все должен делать Омонте! Пусть едет третьим! Слышите, третьим классом!
Резким движением Омонте смахнул бумаги на пол. Атташе молча подобрал их, и работа продолжалась.
— Это что за счет?
Полномочный посол пришел в ярость, увидев счет за гербовую бумагу для миссии.
— Я сам вижу, что это счет типографии. Я умею читать! Я спрашиваю, почему его подсовывают мне?
— Дело в том, ваше превосходительство, что требуется согласие вашего превосходительства на оплату.
— Ах, это я должен снова… я должен…
Задыхаясь от ярости, Омонте чуть ли не визжал:
— Значит, это я должен оплачивать счета правительства? Нет, сеньоры! Я не позволю себя дурачить! Сколько там?
— Двести франков, ваше превосходительство.
— Перешлите накладную правительству. Пусть научатся серьезно вести дела. Речь идет не о сумме, но я не допущу, чтобы мне подсовывали дурацкие счета и издевались надо мной. Я повторяю, зарубите себе на носу: служебные каблограммы на Боливию должны оплачиваться правительством. Я содержу посольство на широкую ногу, плачу вам жалованье, а они, видите ли, хотят, чтобы я оплачивал телеграммы этих попрошаек.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Идите и перестаньте меня «превосходительство-вать».
— Извините, ваше… извините, сеньор. В приемной уже больше часа ждет сеньор Легисамон.
— Пусть войдет.
Вошел сеньор Легисамон, председатель торговой палаты Боливии, и проковылял к столу, отвешивая поклоны при каждом шаге хромой ноги.
— Сеньор дон Сенон, мне приятно, мне очень приятно…
— Как поживаете, дон Сакариас? Присаживайтесь.
— Спасибо, большое спасибо. А вы как поживаете, дорогой дон Сенон? Как всегда, в работе?
— Да, да, много работы. Что нового? Как вам съезди-лось в Лондон?
— О, отлично.
— Ну, я рад.
— Теперь я возвращаюсь в Боливию, но не хотел уезжать, не попрощавшись с вами и не выслушав ваших распоряжений.
— Ничего не нужно, дон Сакариас. Надеюсь, вы привезли инструкцию по уходу за усами, о которой я вас просил?
Сеньор Легисамон стукнул себя ладонью по лбу, потом прижал обе руки к груди, вскочил и воскликнул:
— О, какой пассаж! У меня было столько всяких дел, и, можете поверить, дорогой дон Сенон… совсем вылетело из головы.
Но улыбка его превратилась в гримасу ужаса, когда он увидел, что Омонте встал и, начав зловеще тихим голосом, вдруг прогремел:
— Послушайте, хромой идиот! Что вы обо мне думаете? Полагаете, я даю задания, чтобы о них забывали? Вон отсюда!
В дверях Легисамон столкнулся с бледным как смерть Мамерто.
— Вы слышали?
Мамерто отрицательно покачал головой и на цыпочках принес ему шляпу.
— У меня вышло серьезное недоразумение с сеньором Омонте. Но я не позволю ему обращаться со мною, как с некоторыми.
Волоча свою хромую ногу, Легисамон с надменным видом проковылял мимо огромных портретов Омонте и его супруги, провожавших его взглядом.
На олово из своего любимого рудника, оплачиваемое золотом Англии и Соединенных Штатов, Омонте приобрел большую часть акций Англо-чилийской компании, произведя таким образом слияние рудников и создав компанию «Омонте тин энд энтерпрайсис консолидейтид» с резиденцией в Нью-Йорке.
Несколько позже он принял предложение купить акции плавильных заводов «Вильямс Харвей».
Затем на биржах Лондона, Амстердама и Шанхая его агенты скупают акции рудников Малайского архипелага и Голландской Индии, принадлежавших акционерным обществам или частным лицам. Добыча малайского олова, по заключению боливийских экспертов, стоит сущие пустяки, так как разработка ведется там не в шахтах, а открытым способом. Огромные драги, словно корабли, застигнутые внезапным отливом, ползут прямо по земле, разрезая носом волнообразную холмистую поверхность, скрывающую олово.
В результате ряда операций Омонте становится обладателем миллионного состояния на Дальнем Востоке. Он вступает в консорциум «Интернейшнл тин», став, таким образом, компаньоном двух членов палаты лордов: полковника в отставке и бывшего министра финансов Великобритании, того самого, который произнес блестящую речь по поводу необходимости укрепления Сингапура.
Отныне политика страны и общественное мнение работают на миллионера-космополита евро-азио-южно-американца. Ложа шахтовладельцев поддерживается прессой, высшим обществом, влиятельными партиями и крупными писателями, которые единодушно объясняют все общественные язвы расовой неполноценностью индейцев и метисов, неспособных — разумеется, если они не миллионеры, — бороться за высокие идеалы.
Государственные финансы создаются посредством системы правительственных займов в обмен на обязательства не повышать налогов на шахтовладельцев. Декреты министерства финансов предварительно визируются в управлении Ассоциации шахтовладельцев, организованной сеньором Омонте и главами ряда других иностранных компаний. Под нажимом адвокатов Омонте, которые обретаются в министерстве финансов, устраивая дела в интересах Ассоциации, правительство, непрестанно залезающее в долги, становится уступчивым… Когда оно начинает закусывать удила, шахтовладельцы подают на него жалобу в верховный суд, и тот выносит мудрое решение в их пользу. Значение тех или иных политических акций оценивается по шкале, установленной шахтовладельцами: они оцениваются положительно, если, по выражению «оценщиков», акции совершаются на пользу их Ассоциации, «каковая есть вымя, питающее экономику неблагодарного и ленивого народа». Если почему-либо эти акции не подходят, то их дискредитируют как дурацкие, нелепые, бессовестные и не заслуживающие народного доверия.
Если правительство все же взбрыкивает, вольтижируя на неблагоустроенном ристалище страны, посаженной на голодный паек, Ассоциация сосредоточивает на нем свой огонь: кричит об экономическом кризисе, местнических интересах, поражении футбольных команд, национальных чувствах, военном честолюбии, студенческих волнениях, — все это выстреливается бомбардирами ложи шахтовладельцев в правительство, и оно с треском падает, открывая путь людям «новой эры», то есть присным сеньора Омонте, которые поздравляют от имени патрона генералов-путчистов и героический народ, потом жертвуют деньги на нужды университета и начинают «компанию за восстановление конституции и правопорядка».
Иногда колесико, называемое боливийским правительством, нужно смазывать и чистить, затем чтобы два огромных маховика машины, производящей олово, Малайя и Боливия, могли крутиться, движимые постоянно возрастающей потребностью в этом металле на мировом рынке. И вот цена олова достигает четырехсот фунтов стерлингов за тонну. Рудники Боливии производят сорок восемь тысяч тонн ежегодно. Малайя — семьдесят тысяч.
Голландская Индия, Сиам, Бельгийское Конго и Нигерия соревнуются
